"3.Вендров. Наша улица (Авторизированный перевод с еврейского языка)" - читать интересную книгу автора

нависшими бровями, с резко выступающим левым бедром - следствие
шрапнельной раны, - с шагом заезженной лошади, слабой на ноги, с
неизгладимой печатью двадцати пяти лег казармы - таков портрет
николаевского солдата Зораха или Зораха-Служивого, как его у нас прозвали.
Трудно сказать, кому выпала на долю более тяжелая старость - Зораху или
Буланому.
Каждое утро мельник Эля-Лейб ставит Буланого на мельничное колесо,
привязывает его к желобу с сеном, пускает колесо и говорит:
- Раз ты больше ни на что не годен, ступай па топчак!
И Буланый идет, идет и жует... Ходить надоедает ему скорее, чем жевать,
у него появляется желание хоть на минутку остановиться и пожевать в свое
удовольствие. Он делает шаг поближе к желобу - ".последний шаг", - думает
он, намереваясь задержаться, но колесо уходит из-под его нсг... Хоть би на
одни миг остановиться... Так нет же, веревка тянет за шею, и Буланый снова
идет и идет... Дыхание у него спирает, ноги отказываются служить, голова
кружится, но остановиться он не может...
Рот набит сухим пыльным сеном, и Буланый жует его без всякого
удовольствия, половину просыпая на колесо.
А колесо ходит и ходит под его ногами...
Наверху, под самой крышей, есть запорошенное мучной пылью маленькое
оконце. В оконце можно увидеть кусочек свинцового неба. Буланый смотрит
своим единственным слезящимся глазом на это серое пятно, и ему
представляется почтовый тракт, по которому он когда-то бегал с задранной
головой, весело звеня колокольчиком и останавливаясь на станциях, где он
так же весело жевал овес. Потом таскал подводу с тяжелым грузом. Тоже
неплохо было: зеленые поля видел, иногда сочную травку пощипывал на ходу.
Даже в то время, когда он возил бочку с водой, ему лучше было, чем
теперь: часто останавливался, отдыхал. Случалось даже, мальчишка угощал
посоленным куском хлеба.
А здесь - ходи, ходи и ходи.
Буланого клонит ко сну. Нижняя губа отвисает еще ниже.
Хоть бы стоя вздремнуть. Одну минуту - не больше...
Глаза невольно закрываются, широко расставленные ноги стоят неподвижно,
но веревка рвет жилы на шее... Он испуганно открывает глаза, три раза
подряд чихает, пытается заржать, но получается у него хриплый кашель.
Чтобы подбодрить себя, он встряхивается и снова идет, идет и идет...
Чуть свет Зорах-Служивый становится у колеса печатной машины и крутит
его, крутит и крутит...
По утрам он словно деревянный: ни одним членом не может пошевелить.
Дрожат руки и ноги, напоминает о себе старая рана в бедре, болит поясница.
Зораху кажется, что, если он согреется, ему легче станет; он начинает
вертеть колесо быстрей и сразу устает. Открытая волосатая грудь
покрывается потом, вверх и вниз ходят ключицы. Как веревки, натягиваются
жилы на обнаженных до локтя руках и на шее; деревянная гладкая и блестящая
ручка колеса обжигает мозоли на руках, колени будто чужие. Глаза
нестерпимо горят. Зорах начинает медленнее вертеть колесо, но хозяин его
поторапливает:
- Крутите, Зорах, крутите!
А рядом стоит паренек в синей рубахе и быстро кладет белые листы на
печатный станок, напевая и насвистывая что-то во время работы. Он не