"Дмитрий Вересов. Полет ворона (Ворон 2)" - читать интересную книгу автора

совершенно пустую. Вместо обоев на ней была изображена картинка большого
английского парка с прудом где дети в шапочках и коротких штанишках с
лямочками под присмотром строгих гувернанток прямо с рук кормят лебедей, а
в отдалении чинно прогуливаются пары под белыми кисейными зонтиками.
- А это что? - спросил Павел.
- Это?
Таня улыбнулась, подошла с самому краешку картины и взявшись за
что-то, резко потянула вбок. Картина отъехала, и перед ними открылась еще
одна комнатка, тоже вся голубая, залитая солнечным светом - и совершенно
пустая. Таня тут же закрыла комнатку картиной.
- Этому мы найдем применение в нужное время, - с шутливой строгостью
сказала она.
Когда закрылся вид на эту светлую комнатку, Павлу отчего-то сделалось
грустно. Таня показывала ему ванную - в черном итальянском кафеле, сама
ванна голубая, просторная, красивые стеклянные полочки со всякой всячиной,
напротив голубой раковины-лепестка белая стиральная машина с иллюминатором
посередине, - а мысли его приобретали все более невеселую окраску.
Осмотрев и туалет, в том же духе, что и ванная, они вернулись на
кухню и сели за стол темного дерева.
Павел закурил. Руки его дрожали. Таня налила воды в новешенький
красный чайник со свистком, поставила его на плиту и обернулась к мужу.
Внимательно посмотрев на него, она села на другой стул и сказала:
- Дай и мне тоже.
Они курили и молчали. Павел несколько раз поднимал голову и открывал
рот, но так ничего и не произнес.
- Ты что-то хотел сказать? - спросила Таня.
- Да! Да, хотел... Понимаешь, в Москве меня принимал у себя дома
Рамзин. Нобелевский лауреат, на него весь ученый мир молится. Так вот, у
него роскошная, великолепная квартира в престижном доме недалеко от
университета. Я тогда подумал еще - вот стану я Рамзиным, будет и у меня
такая же. И это будет честно, по заслугам. Но наша, эта вот квартира...
Понимаешь, она не хуже, чем у Рамзина, только, может быть, поменьше... Ты
была у нас дома, была на отцовской даче. Тоже неплохо, согласись. Но там
дело другое. Отец - человек служилый, и в тот день, когда он уйдет на
пенсию, нам будет предписано в двадцать четыре часа освободить дачу, и в
те же двадцать четыре часа тихие люди в сером перещупают в нашем доме
каждую вещь, отбирая и увозя все, на чем есть казенный инвентарный номер,
- отцовский письменный стол, красный телефон-вертушку, сейф, так
полюбившийся тебе ковер в гостиной. И это тоже будет честно, потому что
таковы правила, которые он принял. Но я... я не заслужил... я не могу
принять незаслуженного. Тем более принять от отца, который сам всю жизнь
учил нас не стремиться жить на дармовщинку и не желать незаработанного. А
теперь он поступил, как какой-нибудь среднеазиатский партийный бай,
отгрохавший своему сыночку дворец на казенные деньги... Я не могу принять,
и не могу простить...
- Все не так, - сказала Таня настолько спокойно, что Павел в
изумлении поднял на нее глаза. - Сюда не вложено ни копейки казенных
денег, и ни копейки денег Дмитрия Дормидонтовича.
- Тогда как?..
- А вот так. Видишь ли, я из очень благоустроенной семьи. Еще при