"Дмитрий Вересов. Избранник Ворона (Ворон #4)" - читать интересную книгу автора - Я не хочу никого судить, да и не имею права. Ольга Владимировна -
выдающаяся, почти великая певица, талант, полностью раскрытый и реализованный, - без намека на иронию сказал Нил. - Она живет только оперой, а все, что не есть опера, для нее существует лишь фоном, где-то там, на самой периферии сознания. - В том числе и единственный сын? - В том числе и единственный сын, - подтвердил Нил. - Только винить ее в этом - все равно, что пенять на луну за то, что не греет. Теперь-то я понял, а прежде сильно обижался... Пожалуй, единственное, в чем ее можно упрекнуть - что она вовремя не осмыслила свой жизненный вектор и допустила мое появление на свет... IX (Ленинград, 1963) Минуло два года. Мамина слава крепла, ей присвоили звание "заслуженной артистки", а потом вызвали в Москву и наградили медалью. Сразу по возвращении они с бабушкой затеяли большую перестановку, поскольку теперь маме нужна была отдельная комната для отдыха и занятий. Для начала Нилушку выселили из его с мамой спальни, куда тут же запустили мастеров, обивших стены специальными звукоизолирующими панелями и поставившими новую дверь, обтянутую чем-то толстым и мягким. Его кровать выкинули на помойку, заменив ее новым раскладным диваном, а диван, вместе с его столиком и ящиком с игрушками, затолкали в угол гостиной. Но и этот угол не стал для него тихим прибежищем - вскоре в гостиную ученики. Учеников у бабушки заметно прибавилось, и хотя она вдвое увеличила плату за обучение, попасть к ней могли далеко не все желающие - еще бы, брать уроки у матери самой Баренцевой! Бабушка уже не могла позволить себе проводить занятия в своей комнате, где теперь безвылазно находилась бабуленька, вконец одряхлевшая и утратившая последние признаки презентабельности и транспортабельности. Ни приласкать правнука, когда он, изгнанный из других комнат, забредал в ее старческую обитель, ни сказать ему что-нибудь хорошее она не могла, если вообще когда-нибудь умела. С другой стороны, была уже не в состоянии шипеть и шпынять - и на том спасибо. Даже детский сад, куда его вскорости определили, чтобы зря не болтался под ногами, казался, по сравнению, мил и приятен, и домой возвращаться было ой как тяжко. Но зимой садик закрыли на ремонт, а детей перевели в другой, в четырех трамвайных остановках. Нилушку решили туда не водить - далеко, к тому же мальчику осталось всего полгода до школы. Теперь, в оставшееся от платных учеников время, бабушка занималась с ним не только музыкой, но и арифметикой, чистописанием, на ручонках, непривычных еще к перу, не сходили чернильные кляксы и синяки от злой бабушкиной линейки. Шарлота Гавриловна со своими ветхими учебниками стала приходить и днем. - Nil! - все чаще шипела она, - Cesse-la! Tiens en place! "Прекрати! Не вертись! (фр.)" Он ненавидел французский язык, ненавидел Шарлоту, ненавидел бабушку. "Она же такая старая! - думал он, забившись в уголок. - Ей пятьдесят восемь лет! Ну почему она все никак не умрет?!" |
|
|