"Олег Верещагин. Будьте бдительны! Сборник рассказов" - читать интересную книгу автора

одинаково-алым, казалось, что форма сбитого летчика тут и там испятнана
кровью. Но он, похоже, даже не был ранен и не видел нас - глядя в другую
сторону, он возился с чем-то на поясе... Я увидел большую кобуру и,
охваченный внезапным страхом - не дать ему достать оружие! - заорал,
вскидывая карабин и от испуга вспомнив английский:
- Дроп е ган! - хотя, чтобы бросить оружие, он должен был его минимум
достать. - Фризз! Хэндз ап!
Тут тоже была неувязочка - как он мог поднять руки, если я приказал ему
замереть?.. Он повернулся - быстро, резко - и я обмер, ожидая, что сейчас
он, как в кино, ловко выхватит оружие и я просто не успею ничего сделать с
этим огромным мужиком. Отсветы пожара упали на лицо - мужественное, гладко
выбритое...
...Летчик как-то странно присел и вдруг улыбнулся криво. Губы у него
дрожали. Он замотал головой и заторопился словами:
- Донт шут... Плиз, бойз... донт шут... - потом, словно что-то
вспомнив, торопливо полез в нагрудный карман, и я, так же стремительно забыв
английский, завизжал:
- Стой, гад!!!
Он тихо вскрикнул, отдернул руку и снова криво улыбнулся:
- Но... но, бой... Вэйт э минэт, плиз... Донт шут... Плиз, итс мани,
онли мани... - он все-таки влез в карман, что-то там драл и рвал, не
переставая жалко улыбаться, потом достал ладонь и протянул ее к нам. - Фор
ю... анд юо фрэнд, фор хим, бойз... Мани, голд... Тэйк, донт шут...
Я не сразу понял, что за кругляши у него в ладони - их там было больше
десятка, явно тяжелых, отсвечивающих красивым медовым блеском. А он все
улыбался, тянул дрожащую руку и говорил:
- Фор годнесс сэйк... донт шут... Ай хэв чу бойз ту... чу бойз, ю
андестенд?
Тэйк голд, энд ай го...
- Че он хочет? - тупо спросил я, не опуская карабина. Генка тихо
сказал:
- Дает деньги, чтобы отпустили... Лихач... Леш, дай карабин.
- На... э, зачем? - я сжал пальцы на ложе. Генка посмотрел мне в глаза
и тихо сказал:
- Дай.
Я разжал пальцы, как под гипнозом...
...Золотые монеты посыпались из ладони. Летчик вдруг подломился в
коленях и, рухнув на землю, уже не тянул руку к нам, а как бы закрывался ею,
трясущейся, с растопыренными пальцами, и его глаза блестели какой-то
масляной животной пленкой. Он открыл рот - и вместо слов оттуда вырвался
вой. Это был дикий, непереносимый звук - я отшатнулся, не в силах его
слышать - вой, в котором уже не было ничего человеческого, никаких чувств,
кроме одного бесконечного ужаса. Так не кричали даже сгоравшие заживо в
домах, которые, может быть, сжег этот крепкий, красивый человек, похожий на
героя боевика.
- Страшно умирать, сука? - спокойно и даже как-то равнодушно спросил
Генка, поднимая карабин. - Моя мама тоже кричала, гад. И я кричал...
Пусть и твои дети покричат. Получи!
Он неловко нажал пальцем забинтованной руки на спуск, выстрелив летчику
в лицо прямо сквозь крупно дрожащую, холеную ладонь.