"Олег Верещагин. Будьте бдительны! Сборник рассказов" - читать интересную книгу автора

кружку, с сожалением вздохнул. - Ладно, пойду к своим.
- Угу, - кивнул Верещагин. - Клим, иди тоже, поспи.
- И то дело, - согласился надурядник, ловко закидывая за спину "сайгу"
12-го калибра, а АКМС со сложенным прикладом беря в руку.
Басаргин, облокотясь на компьютерный столик, играл златоустовским
"бекасом" - нож порхал над пальцами, крутился между ними... Верещагин долго
и бездумно следил за движением ножа. На юге стали бить орудия.
- "Спруты", 125-миллиметровки, - сказал Басаргин, с размаху убирая нож
в ножны. - Отобьются... Хорошо, что склады тут Вовочка с Медведом не успели
ликвидировать.
- Хорошо, - согласился надсотник. - Слушай, Басс... а ты не чувствуешь
себя мерзавцем?
- Чувствую, - сердито ответил подсотник. - Чувствую за то, что ничего
не сделал, чтобы прекратить этот бардак года три назад.
- Я не об этом...
- Я знаю, о чем ты. Самоед ты, Олег.
- Самоед? - усмехнулся командир дружины.
- Самоед. Ты же этой войны хотел. Ты вообще ее последним шансом
называл!
- Называл?
- Перестань за мной повторять! - разозлился Басаргин и встал. Шевровые
сапоги, которые он носил вместо берцев, как у большинства дружинников,
скрипнули зло. - Я отлично знаю, что ты сейчас будешь делать! Вместо того,
чтобы пойти и поспать еще пару часов, ты сейчас пойдешь шататься по
окрестным подвалам! Тешить свою мятущуюся душу! И кончится тем, что тебя
грохнет какой-нибудь морпех-снайпер! Чего ты смеешься?! - у Верещагина и
правда вздрагивала губа, а в глазах зажглись веселые искорки. - Чего ты
смеешься, долдон?!
- Мятущуюся душу - это хорошо, - сказал надсотник и захохотал в голос.
Секунду казалось, что Басаргин сейчас бросится на него. Но вдруг тот
махнул рукой и засмеялся тоже.
- Ты всегда был кретином, - заключил он. - Ну ладно. Я пойду тоже.
Выходя, он задержался, крепко хлопнул командира по плечу и сказал:
- Мы их сделаем. В конце концов мы их сделаем, и не важно, что будет с
тобой и со мной.

***

В одном Игорь Басаргин ошибался.
Верещагин не собирался тешить мятущуюся душу. Он и сам не знал, почему
снова и снова с таким упорством обходит подвалы окрестных домов, в которых
жили - существовали, вымирали - тысячи "гражданских", как называл их
генерал-лейтенант Ромашов.
В такие минуты надсотник чувствовал себя бесконечно усталым и тяжело
виноватым.
Басаргин был прав. Он - Верещагин - хотел войны. Хотел, потому что
верил тогда и продолжал верить сейчас, что лучше ужасный конец, чем ужас без
конца. Но эти люди... Когда он появлялся среди них, то приходили усталость и
вина. Ведь у всех у них до войны была жизнь. И дело не в том, жили они в
блочных домах или в элитных особняках, ели на обед пиццу или ресторанные