"Лев Вершинин. Первый год Республики (Авт.сб. "Хроники неправильного завтра") [АИ]" - читать интересную книгу автора

мороси бесценный пакет. Вгляделся, до рези напрягая глаза.
- Что ж... Пусть Щепилло дает сигнал. Начнем!
Спустя несколько минут медленно колыхнулась земля, уходя из-под копыт
Абрека; вороной присел на задние ноги, но земля вновь замерла, а над
степью уже накатывался гул, прерывающийся резким нечеловечьим посвистом.
Плотный ком заложил уши, хоть и не так уж близко грянула канонада.
И почти сразу же, так же внезапно, пушки стихли, а в полумраке, после
краткого затишья, взорвался надрывный, неистовый, протяжно вибрирующий
вопль:
- Аааааааааааааа!
Еще мгновенье - и вот уже выметнулся из густеющей мглы, разметав туман
конской грудью, вестовой от Щепилло. Осадил коня почти перед мордой
Абрека, с трудом выпрямился.
- Ваше превосходительство! Дальние хутора взяты!.. захвачены обозы,
пленные, два орудия... Полковник Щепилло велел доложить: преследует
скопища в направлении балок, не да...
Поперхнувшись, завалился назад. Тьма, не разглядеть, сильно ли ранен,
мертв ли; жаль, по голосу - мальчишка совсем. Ну, на то война. Кто-то из
свитских, спешившись, склонился над телом. Бестужев плотнее стянул крылья
бурки.
- Лекаря, быстро! Выживет - представить!
Рев наступающих все нарастал.
- Ну-с, господа... с Богом!
Бестужев-Рюмин не торопясь вытащил из ножен кривую саблю и погнал
вороного вниз, во мглу, туда, где, распаляя себя утробным воем, наступала
пехота.


Всю ночь в пригородных садиках не прекращались стычки. Гайдамаки, сами
ли сообразив, по приказу ли гетьмана, заранее отрыли рвы, утыкали тайные
ямы заостренными кольями и сопротивлялись всерьез, с яростью
необыкновенной. Славно дрались; без сомнений, нашлись учителя из тех, что
бились с ляхами под Брацлавом.
К утру, однако, перестрелка стихла; не стало слышно и воплей
солдатиков, исподтишка подсекаемых ножами. Над городом занялось
мучнисто-серое, в цвет влажной соли, утро, хоть и тем радующее, что уж не
сеяло сверху промозглой моросью. Ветер, наконец изменив направление,
приподнял посветлевшие после дождя тучи и гнал их вспять, туда, откуда
приволок намедни: на ту сторону Днепра и далее, в Тавриду. Но все же
солнца не было, и небо нависало над головами опрокинутой, скверно
сполоснутой чашей плохого стекла.
Увязая в глинистой жиже, Бестужев медленно шагал по узким улочкам,
обходя вмятые в грязь тела павших. Странно... усталости не было, хоть и
вторые сутки не спал. Потому и пошел вот так, пешком, муча свитских: город
притягивал. Ранее бывал тут проездом; единственное, что запомнилось:
нечего смотреть. Теперь же хотелось увидеть в подробностях; как же, первый
город, им, Бестужевым, лично взятый... Так бы и впредь; тогда уж и в спину
никто не посмеет попрекнуть недавними подпоручицкими эполетами.
Жителей не видно; попрятались, как, впрочем, и следовало ожидать. Город
же вдруг раскрылся совсем иным; стоило лишь приглядеться, и ясно: вовсю