"Петр Петрович Вершигора. Люди с чистой совестью (про войну)" - читать интересную книгу автора

вы делаете это? Я слыхал, что подготовка кинорежиссеров стоит
государству очень дорого. Неужели мало ценностей сжигаем мы на войне?
- А сколько стоит подготовка профессора психологии, вы мне не
можете сказать? - спросил я Зубкова.
Мы засмеялись и пошли дальше по сугробам.
Я любил, пользуясь правом экстерриториальности корреспондента,
просиживать часами на командном пункте Родимцева. Я проводил там
гораздо больше времени, чем это требовалось для газетных снимков.
Только через год я по-настоящему оценил, как это было мне полезно. У
Родимцева, Кокушкина, Соколова, Зубкова и других я учился военному
делу. Когда Родимцев защищал Сталинград и его знаменитая 13-я
гвардейская грудью встала на улицах города, мы с Ковпаком форсировали
Днепр, проникли в Житомирскую и Ровенскую области, находившиеся тогда
за тысячу с лишним километров от фронта. В боевой работе партизан я
ощущал родимцевскую хватку. К тому же лучшие командиры рот Ковпака -
Карпенко и Цымбал - были сержантами-разведчиками бригады Родимцева,
оставшимися в тылу под Ворожбой и Конотопом, чтобы выполнять
разведывательные задания Родимцева. Впоследствии они встретили Ковпака
и стали командирами-партизанами.
Из 13-й гвардейской в январе 1942 года я, выполняя свои
корреспондентские задания, попал во 2-ю гвардейскую дивизию,
действовавшую совместно с 14-й танковой бригадой. Здесь я во второй
раз увидел, как бегают немцы. В селе Выползово наши танки зажали
немецкую часть, и за полчаса боя на снегу осталось до тысячи вражеских
трупов. Стоял тридцатипятиградусный мороз, и часа через два трупы
начали "звенеть", обледенев. На огороде, взгромоздившись друг на
друга, скорчились подбитые нами девять немецких танков с обгоревшими
скелетами танкистов внутри. Командир танка Алеев, получивший за этот
бой звание Героя Советского Союза, спас меня от немецкого танка,
который я хотел во что бы то ни стало заснять. Командир расстрелял его
в тот момент, когда танк развернулся на меня по открытому полю. Мне
все-таки удалось щелкнуть лейкой в тот миг, когда взрывом боеприпасов
снесло башню с танка. Через два дня я, к величайшему огорчению, уже
снимал могилу Алеева.
Солдаты любили меня и моих товарищей, хотя и не могли понять, что
за чудаки эти фотографы: "снимают карточки" для красноармейских книжек
под минометным огнем, а фрицев - когда они кусаются.
Я учился воевать.


6

Еще в начале 1942 года я часто стал задумываться над тем, что в
этой войне мне надо найти свое настоящее место. Я уже проверил себя
под огнем, обтерся среди командного состава и начал ловить себя на
мысли, что страшно хочется покомандовать самому.
До войны у меня было свое мерило в оценке людей. Совершенно не
зная, придется ли мне воевать, да и будет ли война и какой она будет,
я, встречая нового человека, старался представить его себе в военной
обстановке. Прищуривал глаза, смотрел на него и говорил себе: "А