"Йозеф фон Вестфален. Правдивая сказка про Грому первую и Грому вторую" - читать интересную книгу автора

пользовался с пылким раскаянием. Я поклялся себе никогда больше не
попадать впросак с техническими новинками.
А потом все и случилось. Кажется, в 1988-м. Виновником оказался мой
7-летний сын Давид. Я вовсю предлагал ему Уранию, в надежде, что он ее
загубит. Однако его идеологические инстинкты помогли ему избегать всего
чересчур немецкого. Плод лучшего антипатриотического воспитания. Он был
без ума от Громы. Дети не дают родителям оставаться со своими
возлюбленными. Его восторженное обхождение с Громой было все же скверным и
неумелым. Бедняжка Грома. С ней нужны терпение и зрелая нежность, а не
свирепость. Она хоть и не явно, но непримиримо забастовала. Она
погрузилась в молчание. С ней больше ничего нельзя было сделать.
Специалисты качали головами, поглаживая усопшую красавицу. Запасных частей
не нашлось. Я спрятал Грому. Иногда я заходил к ней в подвал. Больше всего
мне хотелось выстроить для нее пирамиду.
Два года спуст листаю очередной выпуск Zeitmagazin. Репортаж про орудия
труда писателей. Петер Хандке с карандашом в руке, Ф.К.Делиус за
компьютером, а еще Эдгар Хильзенрат. Великолепный цветной разворот
огромного размера. Хильзенрат живописно восседает за столом в своей
берлинской квартире, а перед ним - Грома.
Моя Грома. Его Грома. Он сидит перед нею в нежном наклоне,
сосредоченный, как и положено сидеть перед Громой. Мысль о том, что
Хильзенрат, возможно, писал "Нациста и парикмахера" на Громе, сблизила
меня со знаменитой книгой и ее знаменитым автором еще больше.
Осенью 91-го я познакомился с Эдгаром Хильзенратом в Карлсруэ. 48
писателей со своими чтениями нон-стоп в 3-х кинозалах. Ну что-то в этом
роде. Очень прилично.
И Хильзенрат тоже. Наконец-то! Я был слишком ленив, чтобы передать ему
привет солидарности по поводу Громы. Он был здесь: Хильзенрат, который
давно стал в моем сознании величиной по части пишущих машинок: а именно -
"Человек с Громой", как Дж. Стюарт для западного сознания - "Человек с
винчестером".
Выяснилось, что Хильзенратова Грома тоже на том свете. Сейчас, по
прошествии 4-х лет, я признаюсь тебе, дорогой Эдгар: поначалу я считал,
что ты недостаточно горько говорил о ее кончине. Словно бы ты с этим уже
смирился. Это разумно, но слишком жестоко. Мне казалось, что ты
недостаточно скорбил по Громе, почему твое лицо не прорезали новые морщины
печали? Однако и ты сделал все возможное, и это больше, чем горестная
гримаса, сказало мне, как ты был привязан с старушке, к нашей милой
любимице Громе. Ты тоже не выбросил ее на помойку. Отнюдь нет!
Хильзенрат обыскивал все и вся, что в Берлине имело хоть малейшее
отношение к пишущим машинкам. Подобно тому как я регулярно прочесывал
Мюнхен. Напрасно.
Запчастей не было.
Осень 91-го. Год объединения страны. Все вокруг говорили о последствиях
объединения, а мы стояли в перерывах между чтениями в фойе кино-паласа в
Карлсруэ и не говорили ни о чем, кроме наших сломанных пишущих машинок. То
ли разговоры об объединении, то ли нормальное механическое разумение
навели меня на мысль: если соединить обе наши Громы, то можно будет
починить одну из них, дополнив ее запчастями от другой. Ты здорово
навострил уши, когда я сказал это вслух, Эдгар!