"Тамара Ветрова. Воздушный шар-на-всякий-случай" - читать интересную книгу автора

колоннами, торчал воздушный шар. То есть, само собой разумеется, не только
шар, а и здоровенная плетеная корзина, в которую могло поместиться человек
двадцать. А может быть, даже сорок?
С точностью установить, из чего была сделана корзина, не удалось. В
учебниках по природоведению тридцатилетней давности писали, кажется, об
исследованиях, которые велись в этом направлении, да и в городской газете
появлялись время от времени статьи под заголовком "Шар задает загадки" или
"Кого же благодарить?". Одним словом, что-то в этом роде.
Кстати сказать, наш воздушный шар был не совсем пар, насколько я помню.
Чуточку приплюснутый сверху и снизу, он издали немного походил на
здоровенную шляпу какого-нибудь Гаргантюа или на блюдо с заморскими
фруктами. Тарелка, одним словом!
Когда мы закончили, кажется, шестой класс, Рустик занялся подсчетами,
скольких человек эта штука может при случае поднять.
"При каком случае? - хотел было спросить я, но не спросил. Каждый в нашем
городе - каждый! - имел на этот счет свое мнение. На всякий случай!
"Да мало ли что может случиться!" - вздыхая, повторяла иногда моя мать.
Всемирная катастрофа? Житейские неприятности? Что она, что все они имели
в виду? И как один-единственный шар даже в этом случае мог бы всех поднять?
"Все-таки это лучше, чем ничего", - сообщил мне Рустик подслушанную где-то
мудрость... Искать более подробные объяснения было бесполезно.
Откуда появился шар, было также неизвестно. Точнее, как писали в нашей
газете, было покрыто "мраком легенд". Городские ученые плутали, по-видимому,
в этом мраке без фонаря, выходили кое-какие брошюры и даже целые монографии,
но паутина предположений этот мрак сгущала еще более.
На закате там, то есть вокруг шара, прогуливались пары; они тихонько
беседовали и время от времени поглядывали в ту сторону. Сейчас я понимаю,
что, вполне вероятно, все их надежды на будущее счастье каким-то образом
были неразрывно связаны с Воздушным-шаром-на-всякий-случай (так его в конце
концов и начали называть).
С подсчетами у Руськи не вышло, и тогда он, обозлившись, заявил, что все
мы, как привязанные, ходим вокруг этого чертова шара и скоро станем совсем
уже круглыми дураками, не желая замечать ничего вокруг себя!
- И исследования-то какие! - шипел он. - Мрак веков да сумрак легенд. Все
для рубрики "Пробуем перо"!
И, продолжая браниться, Рустик сплевывал в благословенную городскую пыль.

3

На исходе ноября я сидел в своей комнате, крошечной, как кабина лифта, и
читал какую-то книгу. Или делал уроки. Сейчас, по прошествии стольких лет, я
не помню этого в точности. Да и не это важно! Дождь стучал в стекло, к
которому прилип лист величиной с ладонь, и на этот лист я изредка уныло
поглядывал. Мне хотелось написать стихотворение или что-то в этом роде, но я
не решался взяться за перо, потому что беспощадный критик Руська однажды уже
высмеял меня. Руська ненавидел мои стихи, он вообще ненавидел стихи, называл
их "проклятым враньем", сравнивал с "проклятыми бреднями" наших
исследователей, тех самых, о которых я уже говорил.
Резной лист, громадный и как бы подгоревший по краям, по-прежнему
приникал к стеклу.