"Владимир Ветров. Кедровый дух (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Д-собирайся, Ваня, в полк.

Мужики расходятся по-маленьку ко дворам, и техник, Федор Палыч, выд-
вигается из сумерок и тихонько отталкивает парнишку лет 12:
- Дай-ка я встану, поголю.
В парах смех и перешептыванье: Варьке и Семену бежать. Технику и не-
ловко как будто, но тело размяться просит, и весь он, как ястреб, нахох-
лился, ждет наброситься на разлетающиеся жертвы. Тут и другие техники
ломятся и смеются.
Шурша, как летучие мыши, разбегаются парень и девушка, перед тем по-
менявшись местами. Что-то крича, бежит Варя, жесткие коты дробью
скользят по земле, а техник - и не глядя в сторону Семена - который тут
же петушится, - преследует девушку. И вот уж он играет с ней, загоняя в
кедровник.
Тайга - вечерняя, морщинистая, старая - шаль-туман серую распахивает
и укрывает, и пришепетывает над ними:
"...Нынче - как и летось по весне, как и десять, сто лет назад - гор-
ницы мои я зорями и потоками вешними вымыла, багульником и травой бого-
родской выдушила и мягкие подстилки исподтишка выткала: много гостей я
жду пиры-свадьбы пировать... Что же вы, гости мои, - не шибко весели-
тесь, не сладко радуетесь"...
Ежится сердце у Вари: хорошо от чего-то и жутко. Дятлом сердце в гру-
ди стучит - одна она. Кто - никто, Семен - все свой, деревенский, и отс-
тал давно уж, а этот, городской, настигает.
А тайга, вечерняя, шепотит-хворостит:
"...Что же вы, гости мои, плохо подчуетесь? Всего я для вас припас-
ла-призаготовила: наморила я, ребятушки, ржаного солоду красного, хмелю
по чигинам-берегам вырастила, высушила, меду дуплового пахучего со-
ты-пласты вынула... Пейте же брагу мою пенистую, душистую... Сотни, ты-
сячи лет было так. Помню ли я, древняя, сколько лет было так"...
Опаляя, дышит таежная смуть в лицо и ловится за руки и ноги цепко.
Мимобегом сорвала Варя вицу, запыхалась, остановилась, обернулась круто,
взмахнула-ударила свежими прутьями и листвой голельщика по лицу: тут как
тут он уж. С налету охватил, навалился на нее, и упали они на-земь оба.
Руки рознял, которыми закрывалась, и - как ни отворачивала, ни мотала
головой - словно шоршень в венчик борца, втиснул в ее свои раскаленные
губы.
Гулко отдалось у ней во всем теле и будто что надрубило. А он пьет и
пьет без отрыву и силу последнюю отымает и стыд, и кажется ей: как мак
она трепещет - покачивается под полуденным ветром и растворяется в слад-
кий мед.
Руки высвободила и наложила на покорные глаза:
- Пусти меня... Федя... Увидят ведь... Семен увидит...
Одумался Иванов. Поднялся и ее поднял тоже на руках с земли. Тихо-ти-
хонько, жалея, спросил, как кедр вершиной нагнулся:
- Варенька... обидел я тебя? Скажи - чем?
Молчит.
Опустил, поставил ее бережно.
- Обидел... Так стою вот я, открыт перед тобой. Ударь, хоть убей -
как за ласку, за дар удар твой приму.