"Фрида Абрамовна Вигдорова. Черниговка" - читать интересную книгу автора

Ни трамвая, ни автобуса в Заозерске не было, и поначалу все расстояния
казались мне огромными, но очень скоро я уже знала город вдоль и поперек,
со всеми углами и закоулками. Жила я на длинной-длинной улице, которая
перерезала город из конца в конец. Она так и называлась - Длинная, но про
себя я всегда называла ее Закатной: в конце ее к вечеру опускалось солнце,
и в морозные вечера небо так и полыхало. От домика на Закатной до общего
нашего большого дома, стоявшего на улице со странным названием -
Незаметная, было рукой подать: минут десять ходу.
Вокруг дома на Незаметной был огороженный забором палисадник. Там
росли кусты сирени, две высокие сосны и серебристо-зеленая могучая ель. У
дверей по обе стороны стояли скамейки без спинок. Ножки, сиденья - все было
изрезано инициалами и вечными, как жизнь на земле, словами: "Тася
Боря = любовь". Во дворе - маленькое строение, что-то вроде сторожки.
Мы решили приспособить ее под изолятор.
В нижнем этаже большого дома было четыре комнаты, кухня и крошечная
каморка при ней. Одна комната стала нашей столовой, две Ступка взял под
мастерские, в четвертой были выбиты стекла, и ее мы пока приспособить к
делу не могли. Наверх вела скрипучая деревянная лестница.
Второй этаж, который мы отвели под спальни, почти в точности повторял
первый: четыре комнаты и крошечная каморка в конце длинного коридора. В ней
были сложены старые журналы успеваемости, пузырьки из-под чернил, целая
кипа исписанных тетрадей - и все почему-то по арифметике. На колченогом
столе валялись давно отслужившие свою службу наглядные пособия - чучело
куницы, все в плешинах, сломанный амперметр и покрытый пылью гербарий
полевых цветов. Василек выцвел, ромашка растеряла свои лепестки, и желтый
ее глазок смотрел уныло. Окно в каморке было очень маленькое и почти под
самым потолком. Такие бывают на картинках, в башнях старинных замков, -
узкое, длинное, без переплета. В него заглядывали сосновые ветки; когда
начинался ветер, они касались стекла и шуршали, словно окликали шепотом.
Я вынесла из каморки все, оставив только стол и две табуретки. Вымыла
полы, обмела стены и потолок. Кто-то из девочек почистил куницу и поставил
ее на книжную полку, висевшую над столом.
- Вот вам и кабинет, Галина Константиновна, - сказал Ступка. - Не
хуже, чем у людей.


***

Мои ребята пропустили два месяца занятий. Но пока мы были в дороге,
остальные школьники тоже не учились: убирали картошку. Так что догонять
почти не пришлось.
У нас был только один десятиклассник - Слава Сизов. Он провел в нашем
доме больше пяти лет. Помню, какой он пришел к нам - ленивый, развязный.
Поначалу ему пришлось у нас нелегко, и он приутих, но еще немало мы с ним
натерпелись.
Год шел за годом. Прежнего неуклюжего, тощего подростка с длинной шеей
и длинными руками теперь не узнать. Он раздался в плечах, он давно уже
привык и умеет работать. Сейчас, как самый старший из мальчиков, он стал
правой рукой Ступки, и Ступка сдержанно хвалит его. Но я знаю, Слава
неспокоен, живет в нем глубокая, ревниво от всех охраняемая тревога: он