"Энрике Вилла-Матас. Такая вот странная жизнь " - читать интересную книгу автора

я порадовался бы куда больше, был бы просто счастлив узнать, что в
кого-нибудь там, снаружи, попала молния.
До чего неприятный человек, подумал я, хотя, вполне возможно, характер
парикмахера резко переменился после гибели двух самых любимых и близких ему
людей. Так или иначе, но теперь у меня не осталось никаких сомнений: Гедес
ненавидит все человечество.
- А вот я никому на свете не желаю зла, - бросил я.
- Да? А вот я, напротив, искренне радуюсь при одной только мысли, что
многим из множества омерзительных людишек, которые живут в нашем городе,
приходится несладко. Вас это возмущает? Признайтесь!
Я ничего не ответил, но его слова и на самом деле меня возмутили.
Такого я действительно не ожидал.
- Как поживают ваши книжки? - вроде бы ни с того ни с сего спросил
парикмахер.
Такого вопроса я тоже никак не ожидал и очень даже удивился. Выходит,
ему известно, что я пишу романы.
- Хорошо поживают, отлично, - ответил я после короткой заминки.
- И о чем же вы пишете теперь, позвольте спросить?
Я, разумеется, не собирался признаваться, что как раз теперь пишу
главу, целиком посвященную его собственной несчастной жизни, и что эта глава
из-за его упрямого нежелания мне помочь безнадежно забуксовала.
- Я пишу роман про жизнь человека, который за всеми шпионит, - ответил
я.
Он чуть помолчал, словно мои слова каким-то образом его задели.
- За всеми, говорите? - переспросил он наконец.
- Да, за всеми. За собственными родителями, а еще за писателями и
художниками, а в годы холодной войны он шпионил за русскими шпионами,
потом - за соседями и за тем, что происходит в магазинах оптических
приборов, потом - за тем, как совершается обряд причастия, потом - за
парикмахерами, да-да, за парикмахерами, с которыми ему доводится иметь
дело, - короче, буквально за всеми.
- И за парикмахерами тоже?
Я понял, что не следовало упоминать его собратьев по ремеслу, но
отступать было поздно.
- А что? - ответил я. - Коли уж человек шпионит за всеми подряд, то
почему бы ему не включить в круг наблюдения и парикмахеров?
Последовало долгое молчание - видимо, он переваривал мои слова. Во мне
же пробудилась легкая тревога: я заметил, как стала подрагивать у него рука,
когда он принялся за мой левый висок. У меня не шло из головы его недавнее
признание в любви ко злу. Но тут я понял, что именно вызывает раздражение
Гедеса, и сразу успокоился. В парикмахерской не осталось других клиентов,
кроме меня, и юный ученик позволил себе расслабиться - слушал наш разговор и
ничегошеньки не делал. Мало того, он буквально пожирал нас глазами. И тогда
Гедес прикрикнул на него:
- Ну чего уставился? Так и будешь на нас глаза пялить? Нечем заняться -
ступай к Муньосу, принеси мне кофе. Или хочешь получить по уху? А то ведь и
вообще могу тебя отсюда турнуть... Запомни, мне не нравится, когда меня вот
так фотографируют, понял? Я совсем как те негры из Африки, которые считают,
что тот, кто их фотографирует, крадет у них душу.
Я услышал быстрые шаги молодого помощника, когда тот выскочил на улицу