"Анатолий Виноградов. Черный консул [И]" - читать интересную книгу автора

Бреда. Очевидно, бывший ваш управляющий, который ныне управляет бредским
плантажем, именно г-н Байон де Либерта, не отличается зоркостью, ибо, зная
о сношениях этого негра с бунтовщиками, убитыми в Париже, а также с
неграми Биассу, Букманом (голова которого недавно была на пике для
устрашения площади и даже мертвая смотрела на всех живыми горячими
глазами) и Жаном Франсуа, Байон де Либерта оказывает столь странную
доверенность этому опасному черному, философу. Конюшни и пастбища Бреда,
судя по словам моей поварихи, сделались местом каких-то таинственных
сборищ, на которых происходят, как говорят, таинственные обсуждения
французских событий и чтение кит безбожного аббата Рейналя. Негры называют
эти книги "белым кодексом черных людей". Как жаль, что в Париже мало знают
о том, что здесь происходит... Знает ли нечестивый Рейналь о том, какие
ядовитые плевелы принесли его посевы?"

Пьер Леон Модюи увидел другую картину: посадив своего брата Николая
Модюи в контору табачной фабрики, он имел возможность близко
соприкоснуться не только с вопросами быта черных рабов и цветных племен,
но и с тем, что больше всего интересовало его супругу, - с вопросом о
суммах барышей, получаемых плантаторами, французскими колонистами. Это
вызывало зависть в душе обнищавшего дворянина. Он согласен был переменить
свои воззрения на праздных буржуа, получающих колоссальный барыш,
переменить, но по одному их слову, если они научат его быть богатым. В
колониях были немногочисленные французские войска, но очень многочисленные
и вместе с тем превышавшие французов нерегулярные армии гаитийских
маронов, рабов, из числа тех, которых совершенно легально доставляли
французы и англичане и которые не вынесли режима и бежали в недоступные
части острова.
Благочестивые негры, собирающиеся вечером на молитву, для того чтобы
вместе с милостивым ласковым господином возблагодарить создателя за
прелести восемнадцатичасового дня работы, зачастую убегали в саванны,
организовывали там большие и малые отряды, и хотя эта армия нигде не была
зарегистрирована и не вела списка своих батальонов, полков и бригад, но
Модюи скоро узнал, что отряды маронов, скрывающихся в совершенно
недоступных частях Гаити, гораздо значительнее, нежели думают в Париже.
Первое, что сделал господин Модюи, это написал генералу Лафайету о том,
чтобы тот озаботился подкреплением колониальных войск. Он не получил
ответа, и, как увидел впоследствии, это письмо сыграло самую решительную
роль в определении его личной судьбы. Он очень неосторожно отозвался о
пятнадцати тысячах мулатов, которые, будучи свободными и владея небольшими
домиками, пожелали стать совершенно свободными, то есть участвовать в
законодательных органах страны. Модюи просто приравнял их всех к числу
восставших рабов и, помня уроки отца Николазика из классической древности,
писал Лафайету, что:

"Во избежание зрелищ восстания нового Спартака необходимо как можно
скорее избавиться от воцарения негров и мулатов, ибо если они сделаются
господами острова, то он ничего не будет в состоянии сделать с другим,
гораздо более опасным движением, которое есть среди безродных плантаторов,
"господ, выскочивших из бедноты", неблагородных по крови и способных
отложиться от Франции, если она будет оказывать покровительство идеям