"Анатолий Корнелиевич Виноградов. Повесть о братьях Тургеневых " - читать интересную книгу автора

а не математики". Таких примеров было множество не только с ним, но и с
учениками его. Он долго делал наблюдения и долго не говорил никому о своем
открытии, пока, наконец, удостоверившись во многом совершенно, стал говорить
и учить публично; но ничего еще не писал сам о своей системе, а только
ученики его, которыми он совсем недоволен, проповедуют его учение. Я с
трудом достал в Геттингене довольно сходно с его расчерченный череп. Я
спрашивал у него, не сходится ли его система с Лафатеровой физиономикой; но
он отвечал, что ни мало и что в Лафатеровой нет никаких основательных
правил. Он предлагал нам сам прочесть несколько лекций о своей науке; но мы
не имеем более времени, чтобы воспользоваться его предложением. Я наговорил
так много, а для вас, может быть, это совсем не интересно. В таком случае
простите моему празднословию.
Вчера же удалось мне быть и на здешней университетской лекции. Здесь
образ учения университетского и порядок более сходен с нашим Московским (по
крайней мере - с бывшим), нежели с другими (протестантскими) университетами
Германии. Профессор спрашивает и взыскивает на ученике своем, чего бы не
вытерпел наш брат, ни от кого не зависимый академической гражданин. У нас,
то есть в Геттингене и в других университетах, скорее можно сказать, что
профессор зависит от студентов, нежели наоборот. Хочешь - учись, хочешь -
нет, лишь заплати за свое место профессору; и кажется, эта свобода для
взрослых гораздо лучше; а там иначе и быть нельзя. Но здесь есть также
факультетные директоры, о которых ни в России, нигде не имеют понятия. Они
имеют право ходить к профессору здешнему на лекцию и взыскивать на нем, если
он худо читает; имеют право предписывать ему учебную книгу, по которой он
должен преподавать свою лекцию; могут рассматривать и не одобрить
собственную его или им выбранную. Это ничего не знают тамошние профессоры.
Здесь все это ведется еще от времени езуитов, которые хотели держать ученых
в узде и располагать умы учащихся, как им хотелось. Иосиф II отменил было
это, но теперешний император снова восстановил своих ученых деспотов. Однако
ж благодаря Иосифу теперь и здесь говорят и пишут довольно свободно. Оттого,
что здесь профессорам дается жалованье, положенное от правительства, и что
они ничего не берут с студентов, они не очень и пекутся о том, ходят ли
охотно, или нет к ним на лекции. У них нет этой побудительной причины, как в
других университетах, учить лучше своего товарища и перебить у него
слушателей для того, чтоб получить большее количество денег. Притом же и
студенты здесь в совершенной зависимости от университетского правления. Они
не могут слушать того профессора, которого им хочется, но того, которого
следует по порядку учения. Теперь опять начинают здесь читать на латинском
языке.
Недавно был я в славном Шенбруннском саду и жалел, что здесь нет никого
из наших университетских медиков, которые бы могли больше меня
воспользоваться им. Сад этот разделен на три части. В одной гуляют, другая
назначена для одних только медицинских растений, а третья - для всех редких
иностранных. В последней есть чему подивиться, особливо когда видишь в одно
время сочное растение Южной Америки и наше. Порядок и просмотр везде
прекрасный; но зато и три главных садовника, кроме славного Жакеня, который
сам часто бывает в саду.
На следующей неделе и мы непременно отправляемся отсюду. Милых братьев
целую от всего сердца. Препоручая себя родительским вашим благословениям, с
чувствами глубочайшего почтения и совершенной преданности честь имею быть,