"Моисей Винокур. Голаны" - читать интересную книгу автора

мертворожденной рожей и амбарной книгой в руках.
Ничего хорошего эти побежки вброд нам не сулили и, как факт, завопили
сирены над Аялонской крыткой.
Десятого не привели, но двор заполнили специалисты с тележкой "Габизон"
(сочинил жид по фамилии Габизон агрегат на колесах, слезу у коллектива
вышибать) и удальцы с дубинами из белой пластмассы.
Трепали первую камеру, вызывая злодеев поименно.
Вставала под февральский дождь козырная семитская масть Земли
Обетованной.
- Бакобза! - кричит из будки охраны дежурный офицер по кличке Носорог.
- Яаков бен-Моше! - отворяет беззубый рот кокаиновый жилец Бакобза. -
Приговор - пожизненно.
- Встань у стены и замри, - советует мужик с газометом.
Щуплый Бакобза форсирует водный рубеж в полуботинках и прилипает к
стене. Напротив, на дистанции одного скачка, встает боец с дубиной.
- Шхадэ!
- Абдулкарим абу-Снин! Приговор - пожизненно.
- Рибавчи!
- Иссахар бен-Шаул! Пожизненно.
И по луже к Бакобзе и Шхадэ...
- Шимонович!
- Файвл бен-Ицхак! Осужден на девять лет.
Редким крапом в блоке Вав-штаим приговор в однозначную цифру.
Мастер в офицерских погонах прессует публично:
- За что?
Шимонович мнется... Ему неудобно... Вот так, при всех? А его удалец
дубиной наотмашь - хрясь!
- Растление малолетних!
- К стене, мразь! - командует Носорог.
Шимонович бежит к стене - аргентинец с забацанными гормонами,
собственных детишек еб, равноправный член беспредельной кичи; даже блатует
порой...
- Смотри сюда! - корит меня Йосенька Абрамович и тычет двумя пальцами
рогаткой в священную книгу Нида. - У тебя в конце месяца тест!
В моих наставниках Йосенька-Молоток, таксист из Хайфы, и мы читаем
запоем книгу Нида.
- Йос, - говорю я старенькому Абрамовичу, я боюсь выходить с двушкой в
приговоре под палки вон тех.
- Ты не из нашей кодлы, - успокаивает Молоток. - Ты под лапкой Шабака.
- Да... - говорю. - Да, да...
Тот, что огрел Шимоновича, прости за пошлость фразы, волнует мое
воображение. Гнедой бес с лицом еврейского гладиатора и бабьими бровями!
Кандехаю на ватных ногах четыре шага и липну к прутьям двери.
Валлак, арс! И этот жизнелюб легкого поведения, любитель арены!
Тот же румынский синдром в глазах свинцовой непорочности. Так смотрел
на меня подельник. Там, в следственной тюрьме Петах-Тиквы.

... Прострация бетонной норы без окон. Девять ступней в длину, пять в
ширину. Жужжит вента про печки-лавочки прошлой жизни... именины в сорок
четвертый раз... следак Эранчик. Не бьет... Февраль... Хешбон нефеш...