"Януш Леон Вишневский. Постель" - читать интересную книгу автора

немецкого и ненавидела немок. Меня лишил ее какой-то идиотский,
закомплексованный, недомытый, побитый со всех сторон, не доведенный до ума
немецкий "Opel Astra" на перекрестке под Франкфуртом. Якобы не заметил, что
для нас с ней был зеленый свет. Она сделала все, чтобы отвести от меня беду.
До сих пор вспоминаю мягкость ее подушек и до сих пор скучаю по ней.
А теперь я с закрытыми глазами рассказываю все это моей "МВ SLK
Cabrio".
Нажимаю на кнопку, и она раздевается передо мной, скидывая с себя верх.
Какой-то абсурдный немецкий блеф. Сколько себя помню, у них, у немок, этих
кнопок всегда было сверх меры...

Рейтинг эмоций

Мой дорогой,
это мое первое из всех последних писем к тебе...
Я так рада, что у меня еще столько их впереди. Я буду уходить от тебя
медленно, с каждым письмом все дальше. И вовсе не потому, что когда-то ты
говорил мне о "неоспоримых преимуществах долгого, медленного расставания,
которое в один прекрасный день вдруг как-то так, просто, незаметно переходит
в скуку с обеих сторон". Нет! Все будет не так. Уж чего-чего, а скуки со
мной тебе не придется изведать. А просто свои письма я вышлю все сразу,
вместе. Перевяжу их черной бархатной ленточкой, уложу в картонную коробочку,
закрою крышкой и расстанусь с ними. Как и с тобой. Навсегда.
Это будут по-старомодному, от руки написанные письма. На бумаге. В
конвертах, края которых увлажнены моей слюной, с криво приклеенной маркой,
за которой пришлось отстоять в очереди на почте, с нормальным адресом, в
котором есть улица и номер дома, а не с идиотским названием какого-то
сервера. Это будут настоящие письма, к которым в порыве нежности можно
прикоснуться губами, а в приступе злобы порвать их в клочки, в страшном
секрете поспешно спрятать ото всех в запираемом на ключик металлическом
ящике в подвале или носить с собой и обращаться к ним, когда одолевает
грусть и ускользает надежда. Самые настоящие письма, которые в крайнем
случае можно просто сжечь. А если не сжечь, то через много лет открыть их
заново. Ведь у старых писем есть одно неоспоримое преимущество: на них не
надо отвечать. Письма...
Ты ведь знаешь, что я люблю письма. Знаешь, но так и не написал мне ни
одного. Помнишь первый подарок, который я сделала тебе? Я тогда вернулась из
Австрии, с конференции, на которую ты меня послал. Формально отправил меня
туда твой отец, но по твоей рекомендации или скорее просьбе, а ведь ты так
не любишь кого-либо о чем-либо просить. "Аспирантка, в которую наверняка
стоит инвестировать". Так было написано от руки в прошении, которое я тоже
должна была подписать (тебе не кажется, что эта процедура унижает, особенно
тех, кто таким образом может узнать, что в них не стоит инвестировать?). В
сущности, была нужна только подпись твоего отца. Он - царь и бог,
исключительный властитель судеб каждого в институте. Единолично
распределяющий все без исключения. В том числе и евро из фонда. Там, в Вене,
я должна была, как ты сказал, "основательно познакомиться с Фрейдом". Что ж,
познакомилась. И сделала это сразу после одного воскресного посещения
блошиного рынка под Веной. Там я углядела для тебя и купила серую книжечку,
изданную в 1946 году. "Briefе an eine junge Frau"[8] Райнера Марии Рильке.