"Януш Леон Вишневский. Постель" - читать интересную книгу автора

Катетер, вставленный через интродьюсер,[2] помещенный в точке прокола
бедренной вены, постепенно идет в направлении сердца. Сначала в правый
желудочек, потом в правое предсердие. Оттуда он должен в результате пункции
межжелудочковой перегодки пробиться в левое предсердие. В левом предсердии
его подводят к устью легочных вен и высокочастотным током разогревают его
конец до 60-70 градусов. Этой температуры достаточно, чтобы вызвать
микроповреждения в стенке легочной вены и скоагулировать - как они это
называют - ее ткань, или, проще говоря, сделать шрамы, которые должны
препятствовать распространению патологических импульсов, вызывающих аритмию
сердца.

Шрамы.
Его шрам расползался, когда я увидела его в первый раз. Два года тому
назад.
В тот день я ушла из общаги около четырех утра. Кто-то как раз приехал
из Амстердама и привез "план". Или перебрала вина и чересчур накурилась, или
эта канабка была пропитана какой-то жесткой химией. У меня было жуткое
похмелье. Глухое темное безграничное пространство, перечеркнутое поперек
широкой белой струей горячего молока, вливающегося мне в рот. Оно обжигало
мне губы и небо, протекало через меня, задерживалось в пищеводе, проникало в
грудь, приподнимало ее, разрывая мой лифчик, и возвращалось, чтобы
выстрелить фонтаном между бедер. И оно больше не было белым. Смешанное с
кровью, оно становилось розовым. Я стала задыхаться и кашлять, не успевая
проглатывать это молоко, и выбежала из комнаты. Пах разрывало от
пронизывающей боли. У меня начались месячные. Через окружавший общежитие
лесок, спотыкаясь о наледи, я добралась до улицы и села в первый трамвай.
Он сидел с закрытыми глазами в утреннем воскресном трамвае. Прислонив
голову к заиндевевшему грязному стеклу, оставляя на нем след своего теплого
дыхания. Сидел в обнимку со скрипичным футляром. Как с ребенком на руках.
Правую щеку пересекал широкий шрам. Трамвай тронулся. Я встала напротив него
и стала всматриваться в этот шрам. Наркотическая галлюцинация не проходила.
Я видела, как он медленно разрывается, расходится, будто какие-то
неестественно узкие синие губы, и наполняется кровью. Я достала из кармана
платок, встала перед ним на колени и приложила платок к шраму, чтобы
промокнуть кровь. Он открыл глаза. Дотронулся до моей руки, касавшейся его
щеки. Какое-то время не отпускал ее, нежно поглаживая мои пальцы.
- Простите...
- Я задремал. Присаживайтесь.
Он встал, уступая мне место. В пустом трамвае.
Трамвай несся как шальной. При очередном торможении я упала на грязный
пол и не смогла подняться с колен. Он заметил это. Осторожно положил скрипку
под сиденье, обнял меня за талию и посадил на свое место. Потом снял кожаную
черную куртку и прикрыл меня ею.
- Куда вам? - спросил он тихо.
- Домой, - ответила я, пытаясь перекричать лязг тормозов
останавливающегося трамвая. - У тебя шрам на щеке, - улыбнулась я, - но
кровь больше не течет...
Мы вышли на следующей остановке. Он поймал такси. Проводил меня до
самых дверей моей съемной квартиры. На следующий день я поехала вернуть ему
куртку. Меня впустила его мачеха. Он не заметил, что я тихо вошла в комнату.