"Олег Вите "Творческое наследие Б.Ф.Поршнева и его современное значение" [V]" - читать интересную книгу автора

Тема дивергенции принадлежит не только антропологии, но лежит, если
можно так выразиться, на стыке зоологии и культурологии.
Человеческая культура, по Поршневу, выросла из дивергенции
палеоантропов и неоантропов, из необходимости последних, взаимодействуя с
первыми, все более уходить от навязанных ими форм взаимодействия. Поэтому
посмотрим на зоологический феномен дивергенции с точки зрения его
культурных последствий.
Поскольку поршневский анализ характера и первых шагов дивергенции
изложен только в упомянутой выше неизданной главе (в опубликованных
текстах можно найти лишь намеки), приведу из нее обширные выдержки 53.
Пройдя через целую серию экологических кризисов и приобретя в ходе
естественного отбора совершенно удивительные биологические и
нейрофизиологические "инструменты" адаптации, животный предок человека в
конце среднего плейстоцена оказался перед лицом нового кризиса, грозящего
ему неизбежным вымиранием. Этот предок, в соответствии с исследованиями
Поршнева, упомянутыми в предыдущем разделе, выстроил себе с помощью
нейросигнального механизма интердикции (о ней речь пойдет ниже, в разделе
Физиология) уникальные симбиотические отношения с многочисленными
хищниками, травоядными и даже с птицами. Возможность использования в пищу
биомассы умерших естественной смертью или умерщвленных хищниками животных
была обеспечена жестким инстинктом, не позволявшим ему кого-либо убивать.
"И вот вместе с критическим сокращением достающейся им биомассы они
должны были вступать в соперничество с хищниками в том смысле, что все же
начать кого-то убивать. Но как совместить два столь противоположных
инстинкта: "не убей" и "убей"?
Судя по многим данным, природа подсказала [...] узкую тропу (которая,
однако, в дальнейшем вывела эволюцию на небывалую дорогу). Решение
биологического парадокса состояло в том, что инстинкт не запрещал им
убивать представителей своего собственного вида. [...] Экологическая щель,
какая оставалась для самоспасения у обреченного природой на гибель
специализированного вида двуногих приматов, всеядных по натуре, но
трупоядных по основному биологическому профилю, состояла в том, чтобы
использовать часть своей популяции как самовоспроизводящийся кормовой
источник. Нечто, отдаленно подобное такому явлению, небезызвестно в
зоологии. Оно называется адельфофагией ("поеданием собратьев"), подчас
достигающей у некоторых видов более или менее заметного характера, хотя
все же никогда не становящейся основным или одним из основных источников
питания."
Проанализировав многочисленные данные зоологии о случаях адельфофагии,
а также археологические данные, свидетельствующие о попытках палеоантропа
встать на этот путь, Поршнев приходит к выводу:
"Выходом из противоречий оказалось лишь расщепление самого вида
палеоантропов на два вида. От прежнего вида сравнительно быстро и бурно
откололся новый, становившийся экологической противоположностью. Если
палеоантропы не убивали никого кроме подобных себе, то неоантропы
представили собой инверсию: по мере превращения в охотников они не убивали
именно палеоантропов. Они сначала отличаются от прочих троглодитов тем,
что не убивают этих прочих троглодитов. А много, много позже,
отшнуровавшись от троглодитов, они уже не только убивали последних, как
всяких иных животных, как "нелюдей", но и убивали подобных себе, то есть