"Райдо Витич. Послесловие ("Имя - Война" #1)" - читать интересную книгу автора

меньше рассуждает, больше делает. Год, два, поднимется страна, все будет, но
не пяти минут это дело!
- Так я что, не понимаю, что ли, Николай Иванович...
- А мне не нужно, чтобы ты понимал, - качнулся к нему. - Мне нужно
чтобы это люди поняли! - ткнул в папку. - А не понимают - вы плохо
объясняете! Все, свободны майор!
Степцов неуклюже вылез из-за стола и потрусил из кабинета.
Николай на часы взглянул: опять одиннадцать двадцать.
Позвонил Вале, чтобы не волновалась и спать на диванчике лег.
И так каждый день стало. Паспортизацию поголовную еще навешали общим
постановлением. А населения по данным переписи в Москве к четырем миллионам.
А паспортных столов, как и паспортистов пшик. Очереди - километровые. И
решение всех этих проблем - на плечах начальников районных отделов -
решайте, как хотите. Решишь тут если штат неполный. Вот и приходилось
наравне с текущими делами, как какому-то снабженцу, штатные единицы
выбивать.
А еще Нюренбергский процесс - обсуждался на собраниях, следили за ним
пристально, каждый день подробности из уст в уста передавали - ажиотаж
стоял.
В общем, на часы Николай посмотрит - двенадцатый час ночи. Смысл домой
ехать, если в шесть опять подъем?
Ноябрь пролетел, декабрь вступил в права, обещал быть не менее
напряженным.
Двадцатого декабря на стол полковнику легли листовки антисоветского
содержания, найденные возле дома восемнадцать по Кривому переулку. Санин тут
же поднял всех и уже к ночи был арестован их "ваятель", фронтовик Иванников.
"С ума сошли вы, братцы", - только головой качнул Николай, решительно
не понимая, как такое может быть. Проливать кровь за свою страну, чтобы
потом охаивать ее? Этого он не мог ни принять, ни понять.

Тридцать первого декабря Лену попросту вытурили из больницы. Девушка
пришла в себя, ходила, говорила, вполне соображала, а что ничего не помнит,
тут разводили руками и советовали обратиться почему-то в военкомат и
госпиталь.
Девушка не стала спорить, вышла из приемника и поежилась - холодно.
Шапки у нее не было, пальтишко не грело и казалось чужим. Впрочем, она сама
себе казалась чужой. В голове не было ничего, кроме последних двух месяцев,
проведенных в больнице. Правда и тумана не было, не где было копаться и
что-то искать. Она знала, будто выучила факты своей биографии и приняла их
за не имением других.
Обшарила вещмешок, надеясь вспомнить с помощью вещей хоть что-то, но в
нем были продукты: тушенка, сахар, превратившаяся в кирпич булка хлеба.
Кружка, полотенце, теплая кофта, платок и клочок бумаги с адресом, который
ничего ей не сказал.
Она проверила карманы пальто, нашла ключ явно от квартиры. Прочла адрес
прописки в паспорте. Завязала платок, накинув его на голову, подняла
воротник пальто, закинула вещмешок на плечо и двинулась по указанному
адресу.
Замерзла быстро - ни пальто, ни сапожки не грели, а нужную улицу и дом
нашла нескоро. Она все надеялась увидеть что-то знакомое и казалось, знает и