"Евгений Витковский. Чертовар" - читать интересную книгу автора

китовым китоборы удалились куда-то на восток, и опять же по слухам - стали
строить там грандиозного сухопутного кита, на весельной, паровой и парусной
тяге. Как достроют, так загрузятся в него, поедут, найдут слона - и навеки
того сборют. Слишком уж буквально поняли обе секты неправильную кавелитскую
загадку, решив привести двух великих зверей к одному знаменателю,
сухопутному либо же водоходному. Звери поменялись стихиями, но... Кавеля
Адамовича Глинского все эти дела по служебной линии теперь не касались. Он
перевел взгляд на прочие редкости.
Топоровцы. Яростная ингерманландская секта, на всех перекрестках
твердящая, что все люди - евреи, потому что произошли от коммунистов, а если
наоборот - то это тоже архиверная точка зрения, следовательно не иначе как
при помощи топора Кавель убил Кавеля. Оттого, что в их молясинах
использовались вместо молотов тяжкие топоры, эти их молитвенные мельницы
(так иной раз называли молясину восточные миссионеры, члены Общества Потери
Сознания, члены "Вишну-Ё" и прочие) разлетались после недели или двух,
проведенных в радениях. В коллекции Глинского молясина была новенькая,
снятая с тела отстреливавшегося сектанта в одна тысяча девятьсот
девяносто... Боже мой, как время-то бежит.
Рядом стояло истинное резное чудо: костромская молясина
кавелитов-колесовцев, веривших, что Кавель Кавеля не иначе задавил колесом,
притом древнекостромским, колесо-то, как все знают, под Костромой-то и
выдумано. Вывернутая как латинское "эс" молясина этот факт наглядно
демонстрировала. Кавели-бояре стояли на двухколесных повозках, и падали один
к ногам другого поочередно, дабы шея каждого была переехана, дабы каждый
встал, дабы все началось по новой. Изделие было дорогое и ювелирное.
Глинский бывшего владельца молясины сам допрашивал и на суде был свидетелем,
ничего, дали что-то условно, а больше он не попадался. Молясина была почти
не изношена, колесовцы кровное добро неизменно берегли и портить не
позволяли. Но недавно колесовцы зарегистрировались в Малом Каретном - и
перешли в ведение Старицкого.
Жаль, ведь и его по штату сократили. Кажется, пошел служить вахтером в
офис Вероники Морганы, верховной кавелитки России, давно заявившей, что еще
в утробе матери знала она: Кавель Кавеля убила, а не наоборот. Разъяснений у
нее не спросили, сдуру зарегистрировали в Малом Каретном, вот и арендовала
она офис в помещении бывшей кулинарии гостиницы "София" на Триумфальной
площади, сроком на девятьсот девяносто девять лет. В том же здании, только
на чердаке, засели малозначительные "полевые", интересные только ненавистью
своего курбаши Наума Бафометова к донельзя законспирированным "лесным
братьям": те ушли в глубокое подполье, скрываясь во всякой зелени - в том
числе и среди зеленых столов богатых казино. "Лесная" молясина у Глинского
тоже была, правда, ветхая. На ней Кавели играли в карты: каждый держал в
одной руке бубнового туза, в другой - канделябр; при помощи последнего
смертельные удары и наносились. Но молясина, увы, была ветхая.
Глинский вздохнул снова. Если б все были такими безвредными, как эти
лесные, ничего, кроме академического интереса, он бы, следователь, ни к
каким кавелитам не испытывал бы. Тихими были "ноевцы", следившие за тем,
чтобы число членов секты не перевалило за восемь человек, по числу некогда
бывших в ковчеге. Даже и "антиноевцы", которых интересовал только Всемирный
Потоп как способ эстетического и весьма порнографичного самоутопления: среди
них попадались вообще-то почти одни престарелые дамы. К тихим относились