"Владимир Витвинчук. Старость мальчика " - читать интересную книгу автора

Затем приходит худая и бледная сиделка. Не знаю подробностей ее личной
жизни, но выглядит она хуже меня. В то же время, как заведенный механизм,
выполняет свои обязанности девять часов, когда сын на работе. Каждые три
часа перекладывает меня с одного края кровати на другой, каждые два часа
дает пить. Два раза в день она меня кормит. Все строго по расписанию и без
эмоций. Подавать сигналы жизни мне приходится только тогда, когда наступает
время подкладывать судно, если я успеваю их подать.
Еще два года назад я был крепышом для своих семидесяти лет: через
ремень свисало приличное пузико. Теперь кожа на заднице до того истончилась,
что кости таза разрывают ее и появляются пролежни, сколько бы раз в день моя
анерексичная подруга не переворачивала меня. Еще несколько месяцев назад
скорость, с которой я превращался в тень, ободряла и внушала надежду на
скорый финал. Но затем выяснилось, что человек может жить даже в теле,
состоящем только из костей. Я вспоминаю фотографии узников концлагерей, и
это приводит меня в отчаяние: они цеплялись за жизнь слишком долго. Уже
полтора года после инсульта я каждой минутой своего существования разрушаю
жизнь сына и уничтожаю не только остатки любви ко мне, но и все светлые
чувства, которые позволяют человеку жить в мире с самим собой.
Говорят, старики живут прошлым. Будто бы память о недавних событиях
почти сразу стирается, а события, канувшие в лету десятилетия назад, видятся
так хорошо, словно происходят сейчас. Со мной так не произошло. Я почти
забыл все хорошее, что случалось со мной в течение всей моей жизни, да и
плохое тоже. А вот события последних лет помню отлично. Тех лет, когда моя
жизнь катилась вниз по наклонной. Когда я слабел и умом и телом. Больше
всего мне запомнились глаза моего сына, когда он в первый раз увидел, как
еда начала вываливаться у меня изо рта.
Поначалу паралич коснулся только левой половины тела, тогда я еще мог
сам доковылять до сортира. Три месяца я провалялся в центре реабилитации.
Сын приезжал ко мне каждый день. Его жена с детьми - раз в неделю. Все было
не так уж и страшно. Но затем мне стало хуже. В больнице держать меня больше
не было смысла, и сын забрал к себе. В то время я еще мог довольно связно
говорить и сейчас проклинаю себя за то, что не сказал ему заветных слов.
Снова наступает вечер. Седелка уходит, и сын занимает свое место в
кресле напротив меня. Солнце пробивается сквозь ветви деревьев и кажется,
что листья в огне. Близится закат. Я смотрю на сына и взглядом пытаюсь
доказать ему, что не сошел с ума. Молю бога, чтобы мне удалось произнести
хоть два слова и попросить сына, убить меня. Он всегда был послушным
мальчиком и освободил бы меня от этой скорлупы и спас бы свою жизнь. Только
я вижу, как моя боль, замкнутая в коже и костях, точит его силы и лишает его
мужества.
Но мой мальчик больше не смотрит на меня. Он смотрит на голые ветви
деревьев, и закатное солнце играет на его лице красноватыми бликами. В
глазах стоят слезы, а я, обреченные на неподвижные муки, даже не могу обнять
его и успокоить, как делал это, когда он разбивал коленку в детстве. Сын
протирает глаза руками, пожимает мне руку и желает спокойной ночи. Свет
гаснет. Он так и не посмотрел мне в глаза и я думаю уже не посмотрит больше.
Зато парень с седыми косичками, весь день ждавший своего часа, с
упоением поворачивает ко мне свою сумасшедшую улыбку. И его взгляд пронзает
меня холодными иглами страха. В чем-то он даже прекрасен, в чем-то
привлекателен, но, Боже, как мне страшно быть одному в темноте пока парень