"Георгий Николаевич Владимов. Не обращайте вниманья, маэстро" - читать интересную книгу автора

кому-то уступили, то я уступать не намерена ни пяди. Только своему сыну.
Кровать будет стоять на кухне все время.
- Но, может быть, людям захочется сварить себе кофе или я не знаю
что...
- Ничего, - сказала мама. - Захочется - перехочется.
- Аня! - Папа очень страдал от того, что дверь в мою комнату осталась
полуоткрытой. - Но ты посуди: где мы сами будем есть? Где ты будешь
готовить?
- Нигде. С этого дня я перестаю готовить. Будем питаться в столовке.
- Аня, что ты говоришь, я не знаю! Так же не будет. Ты же нам не
позволишь питаться в столовке.
Она посмотрела на папин выпуклый животик, на его напряженное,
несчастное лицо - красное, под белым встопорщенным ежиком, - и на то, как он
нервно теребит подтяжки, и сразу устала держать в обнимку постель.
- Возьми же у меня, долго я буду так стоять? Сложи пока в кладовку.
Сейчас мы позавтракаем, как всегда, а потом мы с тобой пойдем гулять и там,
на воздухе, все обсудим. Как нам дальше строить нашу жизнь. Обед у нас на
сегодня есть.
- Что нам такого обсуждать? - глухо отвечал папа из кладовки. - Нам же
объяснили, что это - временно. Я думаю, мне лучше сегодня остаться дома.
- Ни в коем случае, - сказала мама. - Я тебя вытащу обязательно. Ты
очень взбудоражен, это может кончиться плохо.
- Почему это я взбудоражен? - спросил папа, задвигая шпингалет. - Ну,
хорошо, я взбудоражен. Но у Александра сегодня библиотечный день. Мы же не
можем уйти все трое. Как нам быть с ключами?
- А никак? - раздался из моей комнаты голос долговязого.
- Что вы? - Папа подошел к двери. Заглянуть туда он почему-то не
решился.
- С ключами - как устраивались до сих пор, так и дальше.
- Но у нас только два комплекта. Вдруг вам понадобится выйти?..
- Ну, значит, выйдем.
- Да, но кто же вам потом откроет?
- Ну, значит, взломаем. Вы же знаете, Матвей Григорьевич, против лома -
нет приема.
Папа к нам повернулся очень сконфуженный. Мама посмотрела на него почти
брезгливо, но промолчала.
В эту ночь мне совсем неплохо спалось на новом месте. Полагаю, что и
Коля долговязый был не в обиде на мой диванчик, когда остался дежурить. Как
выяснилось, на кухню родственники наши не претендовали, зато мою комнату не
оставляли без присмотра. Из квартиры они уходили по очереди и входили без
звонка; у меня было впечатление, что замок сам собою открывается при их
приближении. В семь утра Коля разбудил меня, когда прошел в ванную в трусах
и в майке и шумно там плескался и фыркал, напевая довольно недурным
баритоном: "Капррызная, упррамая, вы сотканы из роз. Я старше вас, дитя мое,
своих стыжусь я слез". Как сказывают, это любимая песня нашего генсека, а
вовсе не "Малая земля". Не знаю, у Коли я спросить не решился. Выходя, он
заботливо спросил меня: "Как спалось?" - и удалился, не дожидаясь ответа.
Маму потом волновало, каким полотенцем он утирался и вытер ли за собою на
полу (у нас, вы знаете, хорошо протекает вниз к соседям). Насчет полотенца
не знаю, но что прибрал за собой аккуратно, могу свидетельствовать.