"А.Власов и А.Млодик. Белый флюгер " - читать интересную книгу автора

Осипович глазами указал на свою забинтованную - тогда ещё в гипсе -
руку, потрогал перебитую ключицу.
- Полагаю, инвалиды вам не нужны?
Офицер согласился, но, прощаясь, сказал, что борьба будет трудной
и что Павел Осипович ещё успеет показать себя в боях с большевиками.
Это всё, что мог рассказать Павел Осипович чекистам. Получалось
странно: сказать почти нечего, а вина большая. Приди он в ЧК сразу же
после визита офицера, может быть, удалось бы предотвратить
белогвардейский мятеж и не погибли бы те люди, о которых с такой болью
говорили на митинге.
Павел Осипович был на митинге и там, в гуще возмущённой,
разгневанной толпы, почувствовал всю тяжесть своей вины. С того же дня
они с женой часто обсуждали один и тот же вопрос: идти ли в ЧК с
запоздалым признанием или навсегда забыть об офицере и его
предложении? Но забыть никак не удавалось. Чем больше говорили они об
этом, тем отчётливее понимали, что мало признавать новую власть.
Признаёшь - значит, открой перед ней душу и помогай всем, чем можешь.
Гриша и Яша в разговоры родителей, конечно, не вмешивались и не
понимали, что их тревожит. Но одно часто повторяемое слово запомнилось
им - ЧК. Короткое, пронзительное, привлекательно-жуткое, оно врезалось
мальчишкам в память. Услышав его, они всякий раз чувствовали холодок
страха и в то же время - любопытство.
Привыкшие по-военному точно, как приказ, выполнять просьбы
родителей, братья тихо сидели в своей комнате. За дощатой переборкой
слышались то нежный голос мамы, то суховатый и спокойный баритон отца.
Отдельных слов разобрать было нельзя, но, когда мама или отец даже
шёпотом произносили "Че-ка", эти два слога, как пули, пронизывали
тонкую перегородку.
Яша поёжился и задумчиво посмотрел в окно на густую зелень
Елагина острова.
- Что же это всё-таки такое?
Гриша понял, о чём спрашивает брат.
- Я уже объяснял тебе: это Чрезвычайная комиссия...
Чрез-вы-чай-ная! Понятно?
- Н-не очень! - признался Яша.
- А очень и никто не понимает, - утешил его Гриша.
Братья снова замолчали и оба взглянули на часы. Мама велела
посидеть спокойно один час, а прошло всего двадцать минут. Стрелки
будто отяжелели и двигались медленно-медленно.
Вдруг тяжело заскрипели доски крыльца. Кто-то уверенно стукнул
кулаком в дверь. Долетело раскатистое:
- Войти можно?
Оба брата бросились сначала к окну, узнали матросов с эсминца, на
котором служил их отец, и первыми оказались у дверей, распахнули её.
- Куратовцам - боевой балтийский! - приветствовал их передний
матрос и вытащил из кармана шоколадку. - Трофейная!.. Жуйте на
здоровье!
- Рады стараться! - в один голос, как нижние чины перед офицером,
прокричали братья. Они не видели шоколада года три, если не больше.
Матрос преподнёс им бесценный подарок.