"Александр Власенко. Помешанный Карам ("Секреты опытного дрессировщика") " - читать интересную книгу автора

совершенно самостоятельно. Удивило меня, конечно, что никто из бригады со
мной вместе не вышел - это не дело ведь, по совести говоря, без подстраховки
новичка оставлять, - но, как говорится, в каждой избушке свои погремушки,
мало ли что за обычай тут заведен! А обычай, как выяснилось в тот день, был
в ходу самый сволочной - крещение боем. Меня нарочно никто не стал
предупреждать о Карамовом дурном нраве.
Хожу вдоль клеток, разливаю кашу по мискам. Не решаюсь зайти за пустой
посудой только к кусачему "южаку" Амуру да к старому, больному и вечно
раздраженному "азиату" Закир-хану. Эти славны своим гостеприимством и без
доброго потчевания наружу вряд ли выпустят. Потом-то с Амуром мы поладили, и
как при необходимости загнать Закир-хана в будку я тоже уяснил, хотя без
крайней нужды старался старика не беспокоить. А к Караму в вольер вошел
тогда без особой опаски. Ведь чем ко многим прочим своим добродетелям хороши
"азиаты" - совершенной предсказуемостью во взаимоотношениях, что с людьми,
что с собаками. Прежде чем начнут действовать, всегда загодя покажут свои
намерения, мирные или злые. Карам лежал себе расслабленно у дальней стенки,
безмятежно глядел на меня, и ни угрозы, ни беспокойства в нем не
чувствовалось. Миска его стояла посередь вольера, и, в общем-то, подойти и
плеснуть в нее каши не представлялось нарушением правил поведения, чреватым
какими-либо неприятностями. Если кобель намекнет, что ему не по вкусу
вторжение полузнакомого человека на его территорию, то я успею без спешки,
не обостряя ситуации, ретироваться. Изливая непрерывный поток ласковых слов,
неторопливо открываю дверь - ноль реакции. Захожу внутрь, приближаюсь к
самой миске, наклоняю над нею ведро. Карам равнодушно отвернулся,
потянувшись, встал и вялым шагом направился вдоль вольера мимо меня. Обычно
так собаки показывают сдерживаемое и потому отчасти перенаправленное желание
поскорее проверить содержимое миски - более из любопытства, нежели от
голода. Конечно, не очень приятно то, что проделанным маневром пес, по сути,
уже отрезал мне путь к выходу. Но суетиться по сему поводу не пристало.
Нужно продолжать делать свое дело спокойно и размеренно, притом всевозможно
и старательно излучая доброжелательство. Шансы разойтись миром очень высоки
до тех пор, покуда я двигаюсь плавно, но уверенно и никакого мандража либо
агрессии собака во мне, в моих шевелениях, мимике, взгляде и голосе не
заметила.
Наливаю я, значит, Караму каши, а сам слежу за ним неотрывно. Но не
прямо смотрю - тут на матерого кобеля с лидерскими замашками обращать
пристальный взгляд абсолютно противопоказано, иначе можно сходу охапку с
гаком пилюль огрести на совершенно законных основаниях, - а наблюдаю боковым
зрением, благо оно у меня полностью отвечает требованиям профпригодности. И
совсем не зря, как выясняется, наблюдаю. Зверь зашел немного сзади,
развернулся на меня, сверкнул позеленевшими разом глазами и подобрался для
прыжка. Прыгнул Карам как-то вполсилы, даже лениво, ибо самоуверенно
полагал, что я его коварства не вижу. А потому очень удивился, врезавшись
раззявленной пастью в подставленное ведро. И хотя обладал он рожею размеров
более чем приличных, однако же распахнуть челюсти шире нежданно встреченного
сосуда не сумел.
В растерянности от непредвиденного препятствия аномальный "азиат" сел
на задницу и пару мгновений осмысливал случившееся. Успев воспользоваться
паузой, я прошмыгнул мимо него почти до самой двери, держа ведро двумя
руками на уровне паха. Мысль беспокоила одна: не поскользнуться бы на