"Леонид Влодавец. Московский бенефис. (Black Box 3)." - читать интересную книгу автора

Когда я позвонил, то ждать пришлось недолго. Марьяшка аж на крыльях
летела. Я сделал три звонка: длинный-короткий-длинный, а потому армяночка
подбежала, уже зная, кто стоит за дверью.
- Здравствуй, - сказала Марьяшка. - Ты приехал?
- Ненадолго, - ответил я. - Поработаю на компьютере и уйду.
Все это говорилось, пока я еще не переступил через порог. Как раз в тот
момент, когда я собрался войти, звонко щелкнул замок соседней 40-й
квартиры, и из открывшейся двери появилось ну очень знакомое личико...
Таня Кармелюк, по сценическому псевдониму Кармела. Я был в гриме, и узнать
она меня не могла, но все-таки мне захотелось скорее пройти в квартиру.
- Это кто? - спросил я, прислушавшись к тому, как цокают каблучки,
удаляясь вниз по лестнице.
- Соседка, - ответила Марианна. - Очень хорошая, умная девушка. Скрипачка.
Но несчастная, почти как я.
- Она тоже из ваших? - спросил я, прикидываясь шлангом.
- Нет, зачем? Она украинка, Таня ее зовут. Немножко цыганка, наверно. Но
очень хорошо играет, я ей только напою - а она уже подыгрывает на скрипке.
Прямо будто с детства знала. Как мы с ней "Гарун а" исполняли - я плакала,
да!
- Что значит "Гарун а"? - спросил я.
- "Весна" значит, песня так называется. Очень старинная армянская народная
песня.
Я, по правде сказать, кроме "Танца с саблями", никакой армянской музыки не
знал, поэтому рад был узнать, что еще и песни бывают.
- Кушать хочешь? - заботливо спросила Марьяша.
- Опять с перцем чего-нибудь? - осторожно поинтересовался я.
- Зачем? Я тебе русские блины сделаю. Со сметаной. И борщ!
Я понял, что ей очень хочется меня накормить, а может быть, и оставить до
утра. Конечно, для холостого Короткова или для Брауна времен Хайдийской
революции это все было бы вполне нормально. Но я был уже десять лет как
Дмитрий Баринов, которому его сексуальные дела казались чем-то
второстепенным. Тем более что сестры Чебаковы прошлой ночью поработали на
славу. И потом - под курткой, в свертке, напоминающем книгу, обернутую
газетой, лежал пакет с дискетами и спецмодем для входа в закрытые для
основной почтеннейшей публики файлы. За них я только что отдал в своем
маленьком сверточке ровно пять тыщ "зеленых" "франклинками", то бишь
штатовскими сотенными. Сомневаться в мужике я не сомневался, до сих пор он
вел себя честно, но, прежде чем нести игрушку домой, надо было попробовать
ее здесь, во всяком случае, убедиться, что она работает. Кроме того,
парень в темных очках должен был сбросить нам всю информацию относительно
дела Разводного, по крайней мере ту, что имеет прокуратура. В общем, надо
было поработать.
Однако я уже знал по опыту, что будет дальше, если я откажусь покушать.
Марьяшка будет вздыхать, напевать под нос какие-то очень тоскливые песни и
отвлекать от дела. Потом она может заплакать и начать вспоминать свою
родню, с которой азеры поступили, мягко говоря, плохо. Затем может быть
целая лекция о том, почему Карабах должен называться "Арцахом", а
Карабахом оставаться не может. Если при этом вякнуть, что мне в принципе
без разницы, как и что у вас там будет называться, но переводить людей и
патроны в течение шести лет из-за такой ерунды я бы лично не стал, то