"Леонид Влодавец. Мародеры." - читать интересную книгу автора

лучше. Потому что чеченский мужчина обучается метко стрелять примерно с
того же возраста, с какого русский мужик приучается пить водку, а может, и
немного пораньше. Но у этих были руки заняты - они несли раненого. И они,
должно быть, не ожидали увидеть здесь федералов.
Если б ему когда-то и кто-то предсказал, что ему суждено одному убить
шесть человек сразу, Никита ни за что не поверил бы. Стоя с пустым
автоматом над лежащими вповалку трупами бородачей, увешанных оружием и
боеприпасами, он испытывал жуткий страх от того, что вот сейчас все они
поднимутся, отряхнутся и скажут что-нибудь вроде: "Плоха стрэлял, урус,
сэйчас башка рэзать будэм". Только через пару минут это чувство прошло, он
смог унять дрожь в руках и вставить в автомат новый магазин.
Что еще тогда понял Ветров? Пожалуй, он уловил, что человеческая жизнь -
это просто-напросто цепь всяких случайных событий и что на войне эти самые
события определяют, будешь ты жив или нет.
Причем определить однозначно, что из этих событий есть зло, а что добро,
применительно к конкретному человеку - очень сложно. То, что ему достался
самый хреновый БТР, - это плохо? Вроде бы плохо. Но не сломался бы он на
окраине - и его подбили бы те шестеро бородатых, а все Никитино отделение
сгорело бы в нем на перекрестке или было бы расстреляно из пулеметов,
вместе со многими десятками других солдат, которых оттуда позже вывозили
грузовиками. Или вот еще: плохо ли, что Никита, контуженный при взрыве, до
сих пор не понял, чего именно! - потерял память? Вроде бы плохо, но ведь
если б он тогда запомнил и то, как выглядели трупы бойцов, и вопли,
доносившиеся из горящих машин. И его бы парализовал страх, точно так же,
как тех, кто вместе с ним спрятался в подъезде. А он ничего не запомнил,
ничего абсолютно. Потому и сумел, придя в себя, сделать то, что
требовалось. Кроме того, ему показалось, что на войне очень трудно что-то
предугадать и действовать как-то "по науке". Вот ведь взять тех же
чеченцев, которых он перестрелял. Они все сделали по уму. И засаду против
танков удачно разместили, и путь к отходу подготовили, и отходили, в
общем-то, правильно - впереди тех четверых, что несли раненого, шел один с
автоматом на изготовку. Наверняка если б он на площадке первого этажа
первым свернул к лестнице, ведущей в подвал, то успел бы изрешетить
Никиту. Или, в самом "лучшем" случае, принял бы удар на себя, дав
возможность товарищам изготовиться отомстить за свою смерть. Но он опять
же сделал все по уму - побежал к выходу из подъезда, чтобы поглядеть, нет
ли близко "федералов", которые могут ударить в спину. А когда Никита стал
в упор расстреливать его товарищей, ничем не смог им помочь - переносчики
раненого оказались между ним и Ветровым! - и сам попал под пулю...
Все дальнейшее участие Никиты в войне было смесью страшных снов и страшной
яви.
И когда его в конце концов отправили домой и все вроде бы осталось позади,
сны все равно донимали. Хорошо еще, что не успел привыкнуть к пьянке и
сумел удержаться от "пыханья". И не научился получать удовольствие от
убийства. Но во сне воевал еще долго.
Неизвестно, был ли это "чеченский синдром" или иная душевная болезнь, но
Никита полностью потерял контакт с окружающим миром.
Москва была все та же и даже немного приукрасилась с тех пор, как он ее
покинул. Фанерные киоски заменились изящными павильончиками, облезлые
старички-особнячки в Центре омолодились, пройдя через горнила