"Всеволод Петрович Воеводин, Евгений Самойлович Рысс. Слепой гость " - читать интересную книгу автора

рисуют в книжках. Впрочем, вскоре они бросили свои шутки.
______________
* Карагач - южная разновидность вяза.



[Image003]


В самом деле, ни на филина, ни на какую другую угрюмую, ночную птицу
отец совсем не походил. Это был на редкость веселый и добродушный человек.
Забравшись в свое дупло, с утра до вечера стучал он молоточком в подошву
какого-нибудь стоптанного сапога и громко распевал стихи Вагифа, Физули или
Низами Ганджинского на тут же им самим сочиненные мелодии. Не следует
удивляться тому, что полуграмотный сапожник знал наизусть древних поэтов. В
нашей стране все любят поэзию.
Вот таким я и помню отца: веселый человек в кожаном переднике и
широкополой войлочной шляпе, с молоточком или сапожным ножом в руках,
распевающий свои любимые слова:

Нам о клятве твердят и о боге твердят, а что нам
великий бог?
Что нам долг правоверного и священный налог?
Что нам рай, что нам ад и огонь, что грешников жег?
Ты, бедняк, не грусти, на загробном пути для тебя и
допроса нет!

Запах кожи, гуталина, древесной гнили да крепкого табаку, который курил
за работой мой отец, да эти простые, прекрасные слова - вот и все, что
осталось у меня в памяти.
Глухонемой Сулейман появился, когда мне было лет девять и я уже ходил в
третий класс начальной школы. Он снял комнату неподалеку от нас и за
тридцать пять рублей купил отцовскую мастерскую. Помню, как я впервые увидел
глухонемого там, в темном дупле; с молоточком в руках он чем-то напомнил мне
моего отца: так же ласково глядел он на меня из-под полей своей войлочной
шляпы и улыбался. Я подошел тогда к дуплу и спросил его о чем-то. По
движению моих губ он понял, что я хочу с ним поговорить, и протянул мне
грифельную доску с куском мела. Я написал мелом: "Откуда ты?" Он прочел и
протянул мне ответ, написанный красивым, четким почерком, "Я - с севера. Как
тебя зовут и как зовут мать?" Я написал ему свое имя и имя моей матери,
недоумевая, зачем оно ему понадобилось. Кивнув головой, он спрятал доску под
стол. Через несколько дней я увидел его под окошком нашего дома. Мать
пряталась за занавеской, а он что-то писал на доске, показывал ей, и оба
смеялись, причем мать показалась мне немного смущенной. Глухонемой был
красивый, рослый человек лет тридцати пяти, и всякий раз, когда он нас
навещал, после его ухода мать говорила: "Жаль, что такой человек - калека.
Наверное, он очень страдает из-за этого и уж, наверное, из-за этого он до
сих пор не женился. Кто же полюбит калеку?"
Она его полюбила. Он был всегда очень ласков со мной и однажды даже
подарил мне совсем новые ботинки. Всякая же забота обо мне со стороны наших