"Мацей Войтышко. Булгаков " - читать интересную книгу автораты меня так и не простил. Хоть капельку.
ЭРДМАН. Ты же знаешь: у нас, немцев, не слишком крепкие головы и из-за этого мы никак не решаемся начать, а уж если начнем, то никак не можем закончить. КАЧАЛОВ. Ну, пожалуйста. ЭРДМАН. Василий, пить вместе с тобой, это как играть на скрипке при Паганини. (Пауза.) А, да что там - была не была! Выпивают, обнимаются, целуются. Вбегает Берков в костюме Прохожего, слегка напоминающем Коровьева. БЕРКОВ. Мое почтение, Василий Иванович! КАЧАЛОВ. Привет! Привет! Вот видишь, опять забыл принести пластинки. Записал на бумажке, а она куда-то запропастилась. БЕРКОВ. Тогда я вам, Василий Иванович, после спектакля еще раз напомню. А вы не забыли, что у вас еще встреча? КАЧАЛОВ. А! С Сашей! Как же, как же. Только он куда-то исчез! БЕРКОВ. Пойду, поищу. Берков выходит. КАЧАЛОВ. Ты Сашу Фадеева знаешь? ЭРДМАН. Не очень, но знаю, кто это такой. КАЧАЛОВ. Свой парень. ЭРДМАН. Да. Пришла молодая гвардия. КАЧАЛОВ. Вот именно - пришла и куда-то ушла. А мы с ним здесь договорились встретиться. Насчет Булгакова. ЭРДМАН. Драматурга Булгакова? КАЧАЛОВ. Совершенно верно. Актерский коллектив хочет написать ЭРДМАН. Кому? КАЧАЛОВ (понизив голос). Генеральному секретарю. В собственные руки. ЭРДМАН. О чем? КАЧАЛОВ. Булгаков тяжело болен. ЭРДМАН. Слышал. КАЧАЛОВ. Написал пьесу о молодом Сталине. ЭРДМАН. Тоже слышал. КАЧАЛОВ. Старается человек, как может. Пьеса, может, и не шедевр, но написана из лучших побуждений. Ну и у тех, что играли в "Днях Турбиных", возникла идея, чтобы товарищ Сталин как-нибудь его приободрил добрым словом. Возможно, ему тогда станет легче. А пьесу он мог бы доработать. ЭРДМАН. И Фадеев хочет вам помочь? КАЧАЛОВ. Говорю же тебе - свой парень. А такое письмо лучше, если писатель набросает. ЭРДМАН. А вы самого больного спросили? КАЧАЛОВ. К чему? Пусть это будет радостный сюрприз. Фадеев был вчера у Булгакова, а тот и скажи: "Я мчусь навстречу смерти". Саша страшно переживает. И мы, посоветовавшись, решили: надо что-то предпринимать. ЭРДМАН. А ты не боишься, Василий, что это может не понравиться? КАЧАЛОВ. Николай, мое сердце у всех на виду! Артист, друг мой, не может долго раздумывать, ибо теряет свежесть. Пойдем в мою уборную. По дороге Сашу найдем, выпьем, поболтаем! ЭРДМАН. Но ведь ты играешь! Тебе не надо на сцену? КАЧАЛОВ. Время еще есть. Мой выход только в конце третьего действия. |
|
|