"Мацей Войтышко. Булгаков " - читать интересную книгу автора

ты меня так и не простил. Хоть капельку.
ЭРДМАН. Ты же знаешь: у нас, немцев, не слишком крепкие головы и из-за
этого мы никак не решаемся начать, а уж если начнем, то никак не можем
закончить.
КАЧАЛОВ. Ну, пожалуйста.
ЭРДМАН. Василий, пить вместе с тобой, это как играть на скрипке при
Паганини. (Пауза.) А, да что там - была не была!
Выпивают, обнимаются, целуются. Вбегает Берков в костюме Прохожего,
слегка напоминающем Коровьева.
БЕРКОВ. Мое почтение, Василий Иванович!
КАЧАЛОВ. Привет! Привет! Вот видишь, опять забыл принести пластинки.
Записал на бумажке, а она куда-то запропастилась.
БЕРКОВ. Тогда я вам, Василий Иванович, после спектакля еще раз напомню.
А вы не забыли, что у вас еще встреча?
КАЧАЛОВ. А! С Сашей! Как же, как же. Только он куда-то исчез!
БЕРКОВ. Пойду, поищу.
Берков выходит.
КАЧАЛОВ. Ты Сашу Фадеева знаешь?
ЭРДМАН. Не очень, но знаю, кто это такой.
КАЧАЛОВ. Свой парень.
ЭРДМАН. Да. Пришла молодая гвардия.
КАЧАЛОВ. Вот именно - пришла и куда-то ушла. А мы с ним здесь
договорились встретиться. Насчет Булгакова.
ЭРДМАН. Драматурга Булгакова?
КАЧАЛОВ. Совершенно верно. Актерский коллектив хочет написать
обращение.
ЭРДМАН. Кому?
КАЧАЛОВ (понизив голос). Генеральному секретарю. В собственные руки.
ЭРДМАН. О чем?
КАЧАЛОВ. Булгаков тяжело болен.
ЭРДМАН. Слышал.
КАЧАЛОВ. Написал пьесу о молодом Сталине.
ЭРДМАН. Тоже слышал.
КАЧАЛОВ. Старается человек, как может. Пьеса, может, и не шедевр, но
написана из лучших побуждений. Ну и у тех, что играли в "Днях Турбиных",
возникла идея, чтобы товарищ Сталин как-нибудь его приободрил добрым словом.
Возможно, ему тогда станет легче. А пьесу он мог бы доработать.
ЭРДМАН. И Фадеев хочет вам помочь?
КАЧАЛОВ. Говорю же тебе - свой парень. А такое письмо лучше, если
писатель набросает.
ЭРДМАН. А вы самого больного спросили?
КАЧАЛОВ. К чему? Пусть это будет радостный сюрприз. Фадеев был вчера у
Булгакова, а тот и скажи: "Я мчусь навстречу смерти". Саша страшно
переживает. И мы, посоветовавшись, решили: надо что-то предпринимать.
ЭРДМАН. А ты не боишься, Василий, что это может не понравиться?
КАЧАЛОВ. Николай, мое сердце у всех на виду! Артист, друг мой, не может
долго раздумывать, ибо теряет свежесть. Пойдем в мою уборную. По дороге Сашу
найдем, выпьем, поболтаем!
ЭРДМАН. Но ведь ты играешь! Тебе не надо на сцену?
КАЧАЛОВ. Время еще есть. Мой выход только в конце третьего действия.