"Сезон цветастых платьев" - читать интересную книгу автора (Айлисли Акрам)

3

Первый вопрос в первом билете был: «Изображение в азербайджанской советской литературе классовой борьбы в деревне в период коллективизации». Джанали-муаллим от нечего делать заглянул в другой билет. Потом положил его на место и стал украдкой следить за девушкой в цветастом платье, притаившейся на последней парте. Дело в том, что платье на ней было точьв-точь из такой же материи, как у его соседки. Он приметил это платье еще в коридоре, до экзамена. И уже там, в коридоре, его снова стали мучить эти чертовы цветы, во время экзамена этот вопрос no-прежнему не давал ему покоя. Арбуз так цветет? Или горох? Может, земляника? Постой, постой, а просо? Бывают у проса цветы? Нет, у проса цветов не бывает. Просто оно, как начинает поспевать, краснеет. Как семечки инжира… А конопля?.. Что? А, вы готовы? Пожалуйста…

Те, что первыми вошли в аудиторию, один за другим подходили к столу. На смену им появились другие, тоже тянули билеты, готовились, отвечали, уходили. А та, на последней парте, все сидела. И, как ни странно, Джанали-муаллима даже устраивало, что она все сидит. Во всяком случае, он не собирался торопить девушку. Значит, не просо. Но тогда что же? Они ведь не очень красные, темно-розовые, как цветок граната. Хотя нет, у граната цветы поярче… Простой, дорогой, ты неточно определяешь метафору. Не спеши, подумай, ты ведь знаешь, я вижу… Ну так как же, Джанали-муаллим, вспомнишь ты, что это за цветок за проклятый?.. А девка чего-то хитрит — как пить дать! Сидит, поглядывает воловьими своими глазами. Ну чего ты глядишь, чертовка? Знаешь, так выходи отвечай, не знаешь, получай свою двойку и выкатывайся! Во-первых, я ведь не из тех, кто ставит пятерки за красивые глазки. (Если бы так, меня бы уж давно ввели в приемную комиссию). Во-вторых, моя дорогая, в таких платьях на экзамен не ходят. В таком только на свидание идти. А в-третьих… Третий вопрос пока оставьте, по второму еще мало сказали, там есть о чем говорить. Нет, нет, я абсолютно никуда не спешу. И вы не спешите. Не торопитесь, скажите все, что знаете. Так… Правильно… Кое в чем вы разбираетесь, тройка есть. А насчет четверки, это зависит от следующего вопроса. (Нет — к матери надо поехать, обязательно надо поехать… Вдруг, не приведи господи…)

За экзаменационный стол уселась бойкая, речистая деревенская девушка и пошла сыпать словами. Джанали-муаллим не особенно вникал в суть, потому что точно знал: отличница. Он чувствовал это по голосу девушки, по тому, как она на него поглядывала. По значительности, с которой произносила каждую фразу. И странно, пока она говорила, он ни о чем не мог думать. Текст учебника был заучен девушкой до последней запятой, она метала слова, как дробь, дробь эта била его точно по мозгам, и мозг отказывался работать. Он хотел было остановить абитуриентку, но та все сыпала, сыпала… Видно было, что она наслаждается своим ответом. Джанали-муаллим заглянул в ее экзаменационный лист: так и есть — две пятёрки.

«Достаточно! — сказал он. — Довольно!» Джанали-муаллим вздрогнул от собственного голоса. Девушка замолкла в изумлении — она ничего не поняла. «Разрешите, я взгляну на ваш билет. Значит, первый билет. Так… Ясно… Переходите ко второму вопросу: «Сюжет»… Не так громко, чуть тише, пожалуйста». Да не строчи ты, как автомат!.. Побереги силы, пригодятся. Выйдешь на трибуну и от имени коллектива будешь говорить под бурные, продолжительные аплодисменты… А не можешь ты привести пример какого-нибудь сюжета? Например, сказочного… А? «Скажи, Дочь Портного, сколько цветов на грядке рейхана?..» Есть такая сказка, может, слыхала? Нет? А, черт с тобой!.. Я знаю — тебе нельзя задавать такой вопрос. К ректору побежишь, скандал подымешь. Слезы лить будешь — с горошину: завалить хочет, сбивает, вопросы задает вне программы!.. И прочее, и тому подобное… Объясняй потом вам, двум невеждам, что литература состоит не только из длиннющих сказок, составляющих глубокосодержательное творчество Алигулу или Велигулу, что существуют еще на свете и настоящие сказки. «Семь дней, семь недель, семь месяцев, семь лет подряд Шахский Сын каждый вечер выходил на веранду и задавал Дочери Портного свой вопрос, и умная Дочь Портного каждый раз давала ему один и тот же ответ. Сын Шаха вырос, стал взрослым юношей. Дочь Портного день ото дня становилась краше: увидит ее человек — рассудок теряет… Как говорится, всякому плоду с ветки падать, каждому цветку быть когда-нибудь сорванным. Но как ни старались люди, Шахский Сын не хотел жениться. И от портновых дверей сваты уходили ни с чем. И велел Шах призвать к нему сына своего и наследника. «Трон, — говорит, — твой, корона твоя… Весь мир покорен тебе: от Тебриза до Дербента с железными его воротами. Неужто не приглядел в цветнике подлунного мира какую-нибудь из роз? Неужели ни одна не полюбилась?» Понял Шахский Сын, что кроется за такими словами. «Знаю, — говорит, — отец, чего ты хочешь — открою тебе мою тайну… Близко ли, далеко ли яблонька стоит, яблочко на ней наливное, увидел я его и присох сердцем, разреши, пойду да сорву?» Обрадовался шах: «Это дело, сынок!» Но как назвал ему сын имя портновской дочери, Шаху даже нехорошо стало. Так ему стало плохо, милая ты моя, что в глазах потемнело. Видит Шахский Сын, что с отцом творится, — бух ему в ноги. «Раз, — говорит, — такое дело, дозволь, я убью ее! Потом твоя воля: на ком прикажешь, на том и женюсь, а пока жива она, нет мне счастья». Продолжение сказки Джанали-муаллим помнил смутно. Положение создалось безвыходное, пришлось Шаху дать сыну разрешение на убийство. Устроили свадьбу ему с Дочерью Портного, только не настоящую (настоящая потом должна была быть — с дочкой визиря). Обещал Шахский Сын, что как выпьет чашу ее крови, так и явится на настоящую свадьбу. Взял кинжал и пошел делать черное свое дело; но умница Дочь Портного разведала про злой замысел, не легла на свадебную постель, а сунула под атласное одеяло бурдюк с дошабом, а сама же спряталась за занавеску. А Сын Шаха вспорол кинжалом бурдюк и давай пить — так пил, словно умирал от жажды: чашу за чашой, чашу за чашой — сколько он их испил, не счесть… И захмелел Шахский Сын от вареного виноградного сока, захмелел и забыл и про свадьбу, и про визиреву дочь, и про свое обещание — стоял с кинжалом в руке над свадебной постелью и горючими слезами заливал атласное одеяло. Потом приставил он острие кинжала к груди, и вдруг слышит знакомый голос: «Скажи, Шахский Сын, сколько на небе звезд?» И Дочь Портного с улыбкой на устах вышла к нему изза занавески. Шахский Сын зарыдал и впал в беспамятство. Сколько он так пролежал, неизвестно, но в конце концов пришел в себя. И, как это бывает в каждой сказке, свадьба была, пир был на весь мир, сорок дней и сорок ночей, а потом стали жить они в счастье и согласии».

Джанали-муаллиму почему-то не нравился такой конец. И не переставая внимательно слушать сменяющих друг друга абитуриентов, поглядывал на девушку в цветастом платье, до сих пор так и не поднявшуюся с места. Джанали-муаллим размышлял о том. что, если он Шахский Сын, так никогда и не протрезвев, ушел 6v в пустыню и стал отшельником, любовь в этой необычной сказке казалась бы еще сильнее, глубже… «Сорок дней, сорок ночей праздновали во дворце свадьбу, но Шахский Сын так и не протрезвел. Напрасно визирева дочь, откидывая атласное одеяло, приоткрывала белоснежную грудь, Шахский Сын ничего не видел, ничего не слышал, ничего не понимал — он был пьян, пьян любовью. «Любовью надо переболеть, кто не испытал ее, не поймет…» — кажется, это сказал Физули… Чтобы привести Шахского Сына в себя, призвали к нему Дочь Портного. Но и тогда не протрезвел Шахский Сын и не узнал своей любимой…» Нет, появление Дочери Портного — это уже слишком, это уже не сказка, а «Лейли и Меджнун». Причем «Лейли и Меджнун» не Низами, а Физули. Низами гораздо реалистичнее, он-педагог, а потому в его «Лейли и Меджнуне» разум превыше страсти. Физули — другое дело…»Такая болезнь во мне — слаще сотни бальзамов…» Низами в жизни не сказал бы подобного уже потому, что духовно здоров был, как бык… К тому же реалист. Самый что ни на есть неисправимый реалист…

Ага, значит, ты все-таки решилась, цветастая красотка? Садись. Давай твой билет, посмотрим, про что ты собираешься нам рассказать…