"Владимир Вольф. Лябдянская смута" - читать интересную книгу автора

Приухабились они на Лябду и в чем мля не доела к бабьему народу
вышли. Раскимарились на свежачке, стоят, чешутся и щеря кажут. А к ним уже
лябди и чугуны с дрекольем - лавой - за карателя мня. Только сгонорились
враз. Узрели сквозь битую млей ряднуху все достоинства Хряпса, в коих он
буйно наделен был. А у Тырло и Фиськи - хочь поскромнее, но тоже -
гвардейского чину.
- Откудава будете, залетные? - выступила вперед Зеля - волоокая,
первая по тучности и навару солдатка Лябды. Супится, а сама от Хряпса глаз
отвесть не смеет.
- Дезертиры мы. На Указ наплевате, мля, ли... тьфу, ли... мля... -
заколдобило Хряпса, да не по тому изъяну.
Уж как ни гусарил, ни бардел в свой час, а красавы такой ни в жисть
не видывал. Знай, поперек все пер, грызла щербинил, а вот влюбляться
как-то не доводилось. А тут те - с первоглядки, аж дух заняло!
Выручил закоперщика Фиська, на треп охочий:
- Мы, ладушки, народ не опасный, разве ночью, да и то - на перине, да
и то - ежель напугать чем... Подхарчиться б нам с месяцок, фуражу для
ракетки, снемогла броневая - кипяточку просит - гниды царские на изжор
берут. А мы вам благодарны будем, а укормите жирно - так дважды...
Лябди - в румяны. Кто побойчей - сдачи:
- Ежели чуть мля не забодала, какая ж в вас корысть? Работы непочатый
край, кабы падеж не вышел!
- Не выйдет, - заверил Фиська, - нам Гельдып силы выпестовал!
И показал.
И действительно - у всех чугунов, что разладились, винты и схемы
подсупонили, в дело пустили, а чугуны уж сами - и дома починили, и поля
вспахали, и все протчее по хозяйству довершили. А дезертиры пошли
удовольствия делать.
Так лябдя за лябдей - сперва соседку за аморал, а потом, глядишь, и
сама - набекрень. Пыхнуло соломенное вдовство. Хряпс к Зельке припал,
искусился и сгинул, а Тырло с Фиськой, что ни ночь - на новом подворье. И
такие уж старательные, шебутные да веселые, что бабы за передворацию зла
не держали, пусть себе (дезертир он и здесь дезертир), только от завязки
береглись - надеялись, авось мужья воротятся. Поди тогда, разъясни, кто
запузырил.
- Болтун ты мой хромоустый! - потешалась над Хряпсом Зеля. - Лобызарь
кондовый...
И учила нежной лябдянской науке губами медовыми, телом - распахнутым
как пьяная ночь и теплый ветер. Любила яро, но дале избы не пущала,
боялась сглазу.
А неудельные, потому и моральные бабы в завидках злословили:
- Муж вживе уж за вымя-то потягает!
И хоть в доклад никто не целился, знали: был бы язык, а звонари
сыщутся. Впрочем, Тырло с Фиськой вскорости ихнюю обиду ликвидировали.
Воодушевленный коллектив греб гниду из "Шиша", белил по самые
подмышки известкой, чтоб мошкара впредь не лезла. Подумали, и красные
горохи домалевали. На манер комахи-коровки, токмо наизнанку. Фуражу для
растопки не пожалели, уж "Шиш"-то борта себе нагулял - и трепещет, и
огнеструем в грунт бьет от нетерпячки бродяжьей.
Минула зима. Камнеюга шла на убыль.