"Маркус Вольф. Друзья не умирают " - читать интересную книгу автора

он разворачивал на обеденном столе географическую карту Азии и пояснял
значки, которыми отмечал Великий поход Народно-освободительной армии Китая.
Китай уже тогда захватывал мое юношеское воображение, впрочем, так это
осталось и до сих пор. В то время Леонард знал не только имена командующих
армией Мао-Цзэдуна и Чжу Дэ, даже сложные для произношения названия
китайских провинций не составляли для него никаких трудностей. Конечно же,
мы оба не могли предположить, что через полтора десятилетия я сам встречусь
со ставшим уже легендарным Мао. И даже пожму ему руку.
Леонард и Энн уехали из России. Позже я узнал, что они встречались с
моим отцом во время его вынужденного пребывания на французской Ривьере во
время гражданской войны в Испании. Засвидетельствовано это на фотографии тех
лет. Сейчас я познакомился с интенсивной перепиской моих родителей с Энн и
Леонардом до и во время пребывания моего отца в лагере Ле Берне для
интернированных. Однако в то время следы этой дружбы постепенно стерлись из
моей памяти. После войны только некоторые из писем, опубликованных в
собрании сочинений моего отца, напомнили об этих друзьях из московской
жизни.
Леонард и я искренне обрадовались встрече после многолетнего перерыва,
а Мени тут же отправила нас на прогулку - подышать свежим воздухом, взявшись
за это время приготовить что-нибудь поесть. Лишь позже я понял, что она
намеренно создала нам эту возможность побеседовать без свидетелей.
На пляже мы не встретили ни единого человека. Поначалу разговор, в
котором мы старались перешагнуть через минувшие годы, не клеился. Леонард
знал о моей работе в разведке, и, как мне казалось, у него было что-то на
душе, чего он не договаривал. Сначала мы поговорили о деле, которое привело
к отставке канцлера ФРГ Вилли Брандта. Оно было свежо в моей и в его памяти.
Моему почтенному по возрасту другу из давних времен было трудно
говорить о своей проблеме. Он говорил намеками, вместо того чтобы прямо
сказать мне, в чем его дело. Однако затем я все же понял, что речь идет о
его сотрудничестве с одной из советских разведывательных служб. Я знал о
подобной сдержанности, характерной и для других бывших разведчиков его
поколения. После первых публикаций в пятидесятые годы о легендарном Рихарде
Зорге прошло много времени, пока его радист Макс Кристиансен-Клаузен, живший
в Берлине, согласился рассказать о совместной с Зорге конспиративной работе.
Без "благословения" компетентного в этих вопросах члена Политбюро из него
невозможно было вытянуть ни единого слова. В случае с другой спутницей
нашего великого товарища, Рут Вернер, потребовалось все мое искусство
убеждения и согласие Москвы, чтобы побудить ее написать "доклад Сони". Ее
воспоминания, предназначавшиеся первоначально для служебного пользования,
будучи освобождены от секретных пассажей, в течение ряда лет были
бестселлером в ГДР. Аналогичная история произошла у меня и с Клаусом Фуксом,
который жил среди нас как признанный физик и академик Академии наук ГДР,
роль которого как советского "атомного шпиона" была известна на Западе лишь
тем, кто имел доступ к служебной информации. Когда мы хотели взять у него
интервью для внутреннего использования, пришлось получить разрешение первого
лица ГДР. Для "нелегалов" того поколения однажды данное обязательство
хранить молчание было законом. Даже в кругу самых близких друзей они не
говорили об этих страницах своей биографии.
Очевидно, что Леонард очень долго медлил, прежде чем решился на эту
поездку в Европу. Во встрече со мной он видел единственную возможность