"В.Вольф. Предрассветная драма или тихий скрип под мостом" - читать интересную книгу автора

невозмутимые глаза.
Некоторое время шли молча. Попутчик ровно дышал, мерно помахивая
маятником папки. Тусовкина же съедали вопросы.
- Вы что же, по ночам работаете?
- Нет. Просто задержался, - баритон звучал без интонаций.
Спутники миновали середину моста.
- А почему же - пешком? - наступал наладчик,
- Поврежден мой персональный автомобиль.
- Как поврежден? Влепились куда-нибудь?
- Не завелся. Но это закономерное следствие предыдущих событий.
- Каких еще событий?
- До этого я подвергся вредительской акции.
- Да ну! Жуть какая... - оживился Тусовкин, забегая вперед и пытаясь
на глаз определить степень опьянения соседа. Но тот смотрел прямо и шел
твердой, уверенной походкой.
- Поджог, взрыв, обстрел? Сколько жертв? Вас контузило?
- Нет, меня заперли в собственном кабинете. И ключи выкрали.
- Кто?
- Если бы я знал. Собрался домой - дверь заперта. Позвонил секретарю -
отсутствует, телефон - отключен. Диверсия.
Тусовкин присвистнул сочувственно. Спокойные, литые фразы звучали с
официальной правдивостью. Широкая фигура с генеральской осанкой впечатляла
не хуже гербовой печати.
- Выпрыгнули в окно?
- Кабинет на шестом этаже.
- Взломали дверь.
Тусовкину показалось, что мужчина смутился.
- Как вам сказать. Вскрыл с минимумом мехповреждений.
- Ломик был, да?
- Нет. Нож для чинки карандашей.
Наладчик вспомнил узника из "Графа Монте-Крис-то" и восхитился.
- Но ведь можно было позвать на помощь из окна, правда?
Тут незнакомец снисходительно посмотрел в его молодые глаза и ничего
не ответил. Тем временем они свернули в тихий район, состоящий из
аккуратных коттеджей и дорогих заборов, Тусовкин продолжал засыпать Николая
Петровича (так ввали пострадавшего) бесчисленными вопросами, то и дело
хватая задумчивой пятерней свой возбужденный затылок. Догадки и версии
рвались наружу. Он уже вслух доковывал последнее звено в цепи логических
умозаключений, как Николай Петрович остановился у витиеватой металлической
ограды.
- Вот мой дом. Прощайте.
Тусовкин посмотрел на ладный двухэтажный особняк, утопающий в рыжем
облаке осенней листвы, и, вздохнув, пожал холодные пальцы собеседника.
- Всего доброго.
Рукопожатие несколько затянулось. Вновь застывший Николай Петрович
уставился в крыльцо собственного дома.
На нем, расстилая коврик света, медленно отворялась тяжелая резная
дверь.
Нет, не встревоженный женский силуэт возник в проеме. Там очертилась
гигантская ромбовидная фигура, затянутая в грубую джинсовую куртку,