"Ирина Волкова. Безумный магазинчик" - читать интересную книгу автора

пудрой, а наваренные денежки кладет себе в карман. Если слух подтвердится,
придется принимать меры. Очень неприятные меры.
"Жаль придурка, - подумал Психоз. - Идиот, но забавный. Знает же, что
мафию нельзя обманывать - а все равно ворует. До чего человека жадность
доводит. Впрочем, в России все крадут. Это как национальная болезнь. Если
всех воров убивать, в Москве останутся одни иностранные посольства. Ну,
шлепну я кретина, а что толку? На его место другой придет, еще больше
воровать будет".
Несмотря на ходившие о нем страшные слухи, в глубине души Психоз был
человеком мягким и незлобивым. В нем словно уживались два разных существа.
Для общения с темной, опасной и агрессивной стороной внешнего мира,
представленной ментами, фээсбэшниками, бандитами конкурирующих группировок и
не по делу борзеющими синяевскими братками, Психоз пускал в ход свое
"отмороженное" "альтер эго", при необходимости полностью "съезжая с
катушек", за что, собственно говоря, он и получил свою кличку.
Психоз обладал уникальной способностью мгновенно переключаться от
расслабленной мягкости и благодушия к маниакальной жестокости психопата, а
потом почти без перехода становиться вдруг трезвым и рассудительным.
Подавляя оппонентов симуляцией временного помешательства, изображая
безжалостного холодного убийцу или трезвого расчетливого бизнесмена, Психоз
ни на минуту не забывал, что он играет. Он словно наблюдал себя со стороны и
оценивал свою игру, иногда рукоплеща самому себе, а иногда подмечая
собственные ошибки и погрешности.
Лишь оставаясь наедине с собой, Психоз позволял себе расслабиться,
переключаясь на личность, которую он считал своим истинным "Я", и которую он
никогда не показывал ни друзьям, ни врагам, ни даже любимым женщинам. Корни
такой странной, почти шизофренической двойственности уходили в глубокое
прошлое.

В розовом социалистическом детстве Миша Губанов еще не был Психозом.
Мама величала его Зайчиком и Пусиком, а папа - Засранцем и Лизуном.
"Лизунами" на блатном жаргоне называлась шпана и мелкие воришки.
Бесцветная, серая и незаметная, как мышка, Мишина мама работала
приемщицей в химчистке, а отец был участковым милиционером. Мама скрепками
пришпиливала к грязной одежде миниатюрные идентификационные бирочки и
выписывала бесконечные квитанции, а отец пил и крутил роман с проживающей на
подведомственной ему территории самогонщицей Анфисой.
В короткие промежутки между стиркой, готовкой, уборкой и бесконечным
штопаньем мужниных носков, Людмила Губанова запоем читала истории о любви и
жизни высшего общества, перевоплощаясь в графинь, королев, куртизанок и
роковых дам полусвета. Она настолько глубоко погружалась в свою внутреннюю
жизнь, что переставала замечать царящее вокруг убожество.
Волоча неподъемные авоськи по вязкой, как тина, грязи, Губанова слышала
звуки клавесина и уносилась в запряженной шестеркой лошадей золоченой карете
к воротам своего замка. Она была герцогиней Альба, в обнаженном виде
позирующей молодому Гойя, Клеопатрой, ожидающей возвращения Марка Антония,
Эдит Пиаф, внимающей рукоплесканиям зрительного зала, она была звездой
подиумов и балериной, целомудренной белокурой девственницей и сводящей
мужчин с ума хищной роковой брюнеткой.
Людмила мечтала, чтобы роскошная жизнь, о которой она могла только