"Сергей Волков. На муромской дорожке..." - читать интересную книгу автора

и Архип, шедший первым, махнул единственной своей рукой - стой, мол.
Перед кладопытцами открылась неширокая прогалина. Уполовиненное волчье
солнышко выплыло из-за резной кромки леса и осветила корявые, словно
смертной мукой изломанные, деревья, что росли там и сям на голой земле.
- Ворная пустошь это. По сторонам не гляди, Платон Иваныч, за мной
ступай, и быстро, быстро! - вполголоса распорядился возчик, и стелящимся,
охотницким шагом двинулся вперед.
В мертвенном свете луны все вокруг - деревья, кусты, заросли иван-чая -
приобрели вдруг странный, пугающий облик. Чудились Платону злобные лешие,
что тянули к нему свои лапы, виделись дикие звери и гады ползучие,
готовящиеся напасть на путников.
Заухала на кривом суку раскидистого дуба сова, сорвалась с места, и
мягко маша пушистыми крыльями - ш-шух!, ш-шух! - пронеслась над головами
путников, едва не задев Платоновой шапки.
От неожиданности приказчик присел, вскинул руку для крестного знаменья,
и тут же зашипел на него ужом Архип:
- Не с-смей! Все дело сгубиш-шь! Поспешай, Платон Иваныч, скоро уже...
Волчье солнышко убралось за восходный окоем. Надвинулась тьма. Ворная
пустошь кончилась, и ветви столетних елей сомкнулись над людьми. Тут лес и
показал свой норов.
Загукали, заверещали на разные голоса неведомые твари, заскрипели
стволы деревьев, зашевелился мох у узловатых корней. Враз припомнились
Платону сказки бабки Тряпихи. Когда он еще мальцом был, собирала бабка
ребятишек со всей деревни к себе в избу, сажала на лавку и рассказывала
жуткие побасенки про упырей, вурдалаков, колдунов, оборотней и иную нечисть.
Сказки ее страшные непременно оканчивались смертью парня или девки, которые
с нечистой силой тягаться вздумали. У Платона зашлось сердце, - а ведь не
врала бабка, ей-ей, не врала...
"Я ведь и впрямь точно в сказку попал!", - со страхом думал Платон:
"Пропадет моя буйная головушка, как есть пропадет, а все через вас, Аглая
Никифоровна! Все - через вас..."
Впрочем, возчик, по-прежнему шагавший впереди, на проделки нечистой
силы, казалось, и внимание не обращал, знай помахивал легким сучкорубным
топориком, ссекая мешавшие идти ветки.
Наступал самый глухой, черный ночной час. На далеком болоте (уж не том
ли самом, где Буртасову рать гады гложут?) протяжно завыла выпь, и тут же,
вогнав Платона в холодный пот, ответил птичьему вою человеческий стон,
полный муки и страдания.
"Все! Пропали! Счас разума лишимся!", - мелькнуло у Платона в голове, и
он обеими руками вцепился в кожух Архипа.
- Тихо-тихо, паря... Тихо... - скороговоркой, будто коня, утишил его
возчик, достал из-за пазухи клочок бумаги, не спеша обернулся:
- Посвети-ка, Платон Иваныч! Пришло время слово заветное читать...
В мятущимся свете длинной шведской спички звучным голосом прочел возчик
три непонятных слова:
- Нагар-ысь! Змар-ысь! Евтарп-ысь!
И едва замолчал он - зашумел, завыл ветер, заскрипели ели, соря хвоей,
сизый туман поплыл отовсюду, окружая путников. Вот туман по колено, вот по
пояс, вот по грудь уже...
- Ну, почитай, пришли! - выдохнул дрогнувшим голосом Архип, и спрятав