"Владимир Вольный. На развалинах мира " - читать интересную книгу автора

живым - и не видеть и не слышать абсолютно ничего! Никогда - до, и никогда -
после - я не был так близок к помешательству, пульсируя на этой зыбкой
грани, уход в сторону от которой, означал ничто. Затем силы вновь оставили
меня и я опустил голову...
Мелькали чьи-то лица, которых я не мог узнать, руки, указывающие во все
стороны сразу. Багровые отсветы, заполняющие чьи-то контуры, потом резкие,
серебристые молнии, рвущие непонятные изображения пополам. Возник рот, в
котором шевелился распухший и почему-то раздвоенный язык, ослепительно белые
клыки... и я, лежащий в этом рту, собирающемся сомкнутся, и размолоть меня
этими крепкими зубами. А сами зубы тянулись далеко-далеко, несколько сотен,
или тысяч рядов, и где-то там, позади них, еле заметный, тонкий выход,
пугающе черный на фоне сверкающих клыков. Потом возник бесконечный коридор,
куда я проваливался, тщетно пытаясь удержаться за гладкие, светящиеся стены.
А следом появился тупик, возникший из-за очередного поворота. Я пытался
барахтаться, но руки скользили, и я упал в этот тупик, как в желе - оно
стало всасывать меня в себя, отчего дышать становилось все труднее и
труднее... На грудь давило все сильнее, потом вязкая пустота, рывок - и все
исчезло...
Это не я пришел в себя - это тело напомнило о себе, отреагировав на
болезненный толчок, сотрясший, окружавшее меня, пространство. Ничего не
соображая, в полной прострации - будто я и мое тело существуют отдельно друг
от друга, я перевернулся на спину. Сразу стало легче дышать. Рука наткнулась
на выступающую небольшим бугорком поверхность - видимо, я лежал на ней, и
она давила мне на легкие, вызывая те кошмары, которые я видел. Так же, еще
ничего не понимая, я попытался оторвать голову от пола и сразу уронил ее
обратно, словно кто-то неведомый и тяжелый придавил ее своей тушей. Сознание
возвращалось медленно. Я и понятия не имел, как долго я находился недвижимым
до того момента, как глаза открылись и увидели тьму. Ни вставать, ни
шевелиться не возникало желания, полная неподвижность была мне сейчас
нужнее... Так продолжалось довольно долго, до тех пор, пока меня не начал
бить озноб. То, на чем я лежал, минута за минутой, вытягивало из меня тепло.
И тогда я сделал попытку подняться. Вначале на одну руку, потом на другую.
Потом на обе. Потом на колени. Последней я выпрямил голову, приоткрыл и
сразу закрыл глаза - так казалось безопаснее, чем вообще не увидеть ничего.
Некоторое время я даже опасался пошевелиться, боясь шороха, возникающего при
движении. Холод еще раз напомнил о себе - через колени, которыми я опирался
на жесткую поверхность. Ладонью я коснулся пола - он оказался на ощупь
шершавым, с едва заметными трещинками и выемками. Это была не земля, скорее,
та самая, огромная бетонная труба, отверстие которой я успел увидеть, перед
тем, как стены провала сомкнулись за моей спиной. И тогда я окончательно
понял, где я, и что со мной произошло...
Наверное, я закричал. Путь наверх был отрезан. Труба время от времени
вздрагивала, словно кто-то дергал ее в глубине. Потом все стихло. Начал
липкой пеленой подползать ужас. Я заново переживал этот день и свое падение
в бездну! Еще немного - и я бы сошел с ума! Я вцепился зубами в руку, и
подступившая боль отрезвила меня, не дав зациклиться на страшных мыслях.
Разом, словно ожидая этой минуты, заныли все остальные, полученные мною на
поверхности, раны. Казалось, на теле нет живого места. Я не смог сдержать
стона, и он унесся прочь, эхом отдаваясь от влажных, пропахших сыростью
стен...