"Мирон Володин. Роза любви " - читать интересную книгу автора

ее, но Ксения восприняла его слова всерьез. - В самом деле? - в ее голосе
одновременно прозвучали недоверие и надежда. - Конечно! Какая ты странная! -
А чем ты занимаешься? - поинтересовалась она после паузы. - Я спортсмен.
Спортсмен-подводник.
Он поймал ее восхищенный взгляд.
- У тебя работа, требующая концентрации силы и воли. Я с самого начала
знала, что ты именно такой. - Откудова? - Я чувствовала, - ответила она,
пожимая плечами. - У тебя кто-нибудь есть?.. Ну, я хочу сказать, есть ли у
тебя семья. Ты, кажется, что-то о ней упомянула. - Я не поддерживаю с ней
тесных отношений. Самым близким мне человеком была бабушка. Она умерла,
когда мне исполнилось восемь лет. - Сколько?!
- Но зато сохранилась память о ней. Я часто смотрю на старые
фотографии - там, где она была помоложе. И они помогают мне в трудную
минуту, тогда я не чувствую себя такой одинокой. Я ведь никогда прежде не
была в Симферополе - то есть до окончания школы. Родители были против,
потому что это родина моей бабушки. Они больше ненавидели ее, чем любили, да
и меня назвали ее именем только потому, что появилась я на свет благодаря
ей. Видишь ли, у моей матери во время беременности возникли осложнения.
Врачи не советовали рожать. Если бы не вмешательство бабушки, роды могли не
состояться. И пока она была жива, родители все делали для того, чтобы нас
разлучить. Они хотели, чтобы я забыла о ней, наверное, они предпочли бы,
чтобы я и вовсе никогда ее не знала. Но им не удалось вычеркнуть ее из моей
жизни, которую она мне сама дала. Закончив школу, я приехала в Симферополь с
тем, чтобы поступить в мединститут - тот самый, который закончила когда-то
она. Я хотела бы пройти весь тот путь, который прошла Ксения Вержбицкая.
- Знаю, это трудно, когда не на кого опереться.
Свет фонаря начал тускнеть: заканчивался заряд аккумулятора.
- Ну что ж. Теперь нам остается только прилечь и постараться хорошенько
выспаться, - сказал Андрей. - В нашем распоряжении - полный чердак сена и
два одеяла. Мы, конечно, могли бы укрыться ими порознь. Но если попробовать
лечь вместе и укрыться ими в два слоя, нам будет гораздо теплее. Что ты на
это?
Она согласилась, что так будет, конечно, лучше.
Он выключил фонарь. Они даже не разувались, укрылись одеялами и
навернули сена с боков. Только вот руки все еще мешали ему. Он не знал, куда
их деть. Наконец, устав от возни, обнял ими Ксению, и та поневоле прижалась
к нему.
Кажется, она уснула. Андрей слышал ее ровное дыхание. А вот к нему сон
почему-то запаздывал. Неменяющаяся поза начинала его тяготить. То там, то
здесь острые соломинки впивались прямо в кожу. Но он не смел пошевелиться из
боязни разбудить девушку. Если бы не ее мертвенно-холодное прикосновение, он
подумал бы, что на его груди прикорнул ребенок.
В безмолвии ночи вокруг них оглушительно стрекотали сверчки. Лишь
однажды ветер принес откуда-то перекрывшее их слабое блеяние овец - и снова
в тишину вернулся неугомонный сверчковый оркестр.
Единственное окно на сеновале наполнилось режущим дневным светом.
Открыв глаза, Андрей с минуту изучал нависшие над ним толстые балки, о
которые мог запросто накануне разбить себе лоб. Одеяло еще в середине ночи
съехало от него к Ксении, эта мерзлячка во сне перетащила все на себя. Он
попробовал дернуть за край - пусть просыпается. Одеяло не подалось.