"Николай Волокитин. Страх (рассказы) " - читать интересную книгу автора

все правила техники безопасности, бегает по забою прямо между звенящими
стальными тросами и руками направляет ковш туда, куда надо. Зато подборка
песков идет чистенько, как под метелочку. Мне бы, молодому специалисту,
восстать против этакого дурного геройства, а я решил сам попробовать. И
только сменил Заварзина, рабочего то есть, как услышал страшный треск
лопнувшего стального троса, звон разбиваемых подвешенных электрических
лампочек и тут же ощутил себя связанным по рукам и ногам. Лопнувший трос в
одно мгновение вихрем скрутился в спираль, и каким-то неслыханным чудом я
оказался в самом центре этой спирали, не получив даже царапины. А ведь могло
бы просто-напросто разорвать на куски...
А вот случай, который я вспоминаю с особенной дрожью, с душевным
обвалом. Вспоминаю часто, каждый раз переживая запоздалый ужас заново и
каждый раз пронзительно представляя, что могло бы произойти, когда бы не
чудо.
Однажды по весне с томским писателем Владимиром Колыхаловым мы
отправились в нарымские края на охоту. Прибыли в Парабель, встретились с
человеком, который нас ждал, а назавтра на моторной лодке уже летели по
мощному обскому разливу к месту охоты.
Местом этим оказался большой остров, омываемый с одной стороны Обью, а
с трех других - бескрайними вешними водами, где в отдалении маячили островки
поменьше.
Мне очень захотелось сделать свой скрадок на одном из них, на том, что
желтел прошлогодней травой и голыми ивами примерно в полукилометре как раз
напротив нашего становища. Поскольку и Владимир, и наш хозяин уже облюбовали
засидки поблизости, я сел в имеющийся у нас, кроме моторной лодки, крохотный
обласок и поплыл.
Был ветер, вода волновалась. Но даже и сквозь волны, сквозь рябь было
хорошо видно, как вода периодически меняла оттенки: то светлела, то
становилась иссиня-черной. Светлела - значит, я плыл над недавней гривой,
темнела - значит, над впадиной, озером, где глубину не измерить.
Я уже был на половине пути и именно над тяжелым, зловещим провалом,
когда увидел, что прямо на меня несется в небе стая кряковых. Я схватил
ружье, вскинул его и, зная, что стрелять можно только по ходу обласка, ибо в
другом случае обласок от отдачи тут же перевернется, стал ждать, когда утки
приблизятся.
Но буквально передо мной они вдруг вильнули, оказавшись слева, а я, в
азарте забыв обо всем, нажал на спусковые крючки. Ба-бах! И тут же обласок
черпанул воду правым бортом. Я метнулся влево - и слева плескануло. При этом
моя рука, скользнув по краю обласка, вместе с ружьем окунулась в
обжигающе-холодные волны.
До сих пор не пойму, как я не перевернулся, даже ружья не утопил! Как я
не оказался в жуткой весенней пучине, выход из которой был лишь один - на
тот свет.


* * *

Но достаточно случаев. Я немного отвлекся.
То, что я, в пятилетнем возрасте заблудившись, вдруг "прозрел" и
самостоятельно вышел из леса, еще можно хоть как-то, но объяснить.