"Владимир Волосков. Где-то на Северном Донце (Повести)" - читать интересную книгу автора

на широченную спину навалившегося на столик Селивестрова.
Майор вызывал у Купревича сложную мешанину чувств. Были тут и острое
любопытство, и открытое уважение, и упорно зреющая симпатия, и еще что-то
такое, чего он сам понять не мог: что-то похожее на зависть. Увидев впервые
Селивестрова, Купревич сначала немного удивился - уж слишком громоздок был
майор, уж слишком мало интеллигентного было в его широкоскулом, обветренном,
кирпично-красном, почти безбровом лице. Впрочем, через некоторое время
Купревич отметил себе: "А этот медведь не дурак. Знает, что к чему!" Но
главные впечатления пришли позже, когда они бок о бок проталкивали в Москве
дела, связанные с проблемами Песчанского химкомбината.
Вот только тут и увидел Купревич настоящего Селивестрова. Здоровенный
немногословный увалень с майорскими "шпалами" на петлицах превратился вдруг
в пробивного, до чрезвычайности упрямого и всезнающего специалиста. Не
Купревич Селивестрова, а как раз наоборот, Селивестров таскал Купревича по
всем столичным инстанциям, разъяснял: где, кто и чем ведает, у кого надо
выбивать то, у кого это...
Вызревший в соку вальяжных академических нравов, Купревич и дела вел в
соответствующем духе: корректно, с достоинством.
Селивестров действовал иначе. Шел напролом. В первый же день сочинил
письмо-отношение, в котором в общих чертах сообщалось о государственной
важности быстрейшего ввода в строй химкомбината "П" (он так и обозначил:
"П" - и ничем больше, на все остальное намекали жирнющие кавычки), размножил
это письмо на официальных бланках управления и под грифом "секретно"
разослал фельдсвязью во все семнадцать ведомств, с которыми ему предстояло
иметь дело. Вдобавок к этому собственноручно, толстыми своими пальцами
отстукал на машинке для себя такой грозный мандат, какого, пожалуй, не имели
чрезвычайнейшие представители Верховного Главнокомандования.
Когда невозмутимый майор принес всю эту кипу бумаг для официального
подписания, то даже видавший виды Кардаш крякнул.
- Это что... проект или окончательно? - произнес генерал после долгого
молчания.
- Окончательно! - отрубил Селивестров, и Купревич увидел, как упрямо
метнулись на его скулах желваки.
- Тэк-с... - Кардаш подвинул Купревичу мандат и одно из писем.
Тот прочел их, пожал плечами. Таких официальных документов ему
встречать не приходилось. Купревич ждал, что генерал тотчас укажет на то,
что подобные письма рассылать не принято, что столь грозных мандатов ни он,
генерал-майор Кардаш, ни кто-либо другой выдавать не имеют права, что вся
эта затея необычна, наивна.
Но произошло неожиданное.
- Тэк-с... - Кардаш чему-то хитро улыбнулся. - Что ж, если вариант
окончательный, то надо подписывать...
Удивился Купревич Кардашу, но еще больше изумил его Селивестров. В
широкой улыбке растянулись потрескавшиеся, обдутые зимними фронтовыми
ветрами губы, дружелюбием засветились озерно-голубые глаза. Только что
грозно возвышался над столом помрачневший человечище с пронзительным пулевым
взглядом и вдруг трансформировался в светлоглазого, добродушнейшего
рубаху-парня...
- Заметьте, Юрий Александрович, - сказал Кардаш внушительно, когда
майор покинул кабинет. - Этот Селивестров - личность. Да, да. Прохоров знал,