"Андрей Волос. Алфавита. Книга соответствий" - читать интересную книгу автора

тут же: понг! Болельщики сидят по сторонам, ожидая своей очереди, лузгают
семечки и вертят головами: туда-сюда, туда-сюда. Чем дольше, тем лучше,
потому что смысл пинг-понга (в отличие от настольного тенниса) заключается в
том, чтобы продлить удовольствие. Пинг-понг. Пенг-панг. Пунг-пинг. Упал.
Чья подача?
А Витя что? А Витя взял ракетку и сделал так: фью! Потом с другой
стороны: фью! Потом быстро-быстро попрыгал на одном месте, как резиновый
заяц: брым-брым-брым-брым! Потом спросил: "Ну что, погнали?"
Никакого пинг-понга с ним не получалось. Витя резал из любого
положения. Причем так, что невесомый мяч летел с гулом, как пушечное ядро, а
при ударе о стол чуть не разлетался вдребезги. Витя приговаривал: "Вот так,
ексель-моксель. Вот так, ексель-моксель!.."
- Ну только один! - снова попросил он. - Один только!
Угли прощально вспыхивали.
- Плывет по морю матрос на плотике, - сказал я.
Разумеется, с моей стороны это была просто шутка. Я думал, он скажет:
"Да ладно, ты что! Сбрендил?" Тогда мы загасим угли чайными опивками и
пойдем спать.
Витя поторопил:
- Ну?
- Лайнер, - тупо сказал я. - Лайнер на него налетел. Плотик пополам.
Стоило мне замолкнуть, как он нетерпеливо нукал.
- Матрос за бревно схватился. Болтается на волне кое-как...
- Ну?
- На палубу вышел капитан. В белом кителе. В фуражке с крабом.
Смотрит - матрос.
Каждая следующая моя фраза звучала все тверже.
- А матрос кричит снизу: "Парле ву франсе?"
- Ну?
- "Шпрехен зи дойч?" Потом еще по-испански.
Витя напряженно молчал.
- По-итальянски, по-шведски. Не знаю. По-аргентински.
- Ну?
- В конце концов: "Ду ю спик инглиш?" Капитан ему в ответ: "Йес! Йес!"
Он заерзал.
- "Я и говорю: на кой ляд же вы мой плотик разбомбили?" - раздраженно
закончил я.
- А-а-а! - разочарованно протянул Витя. - Ты мне этот анекдот уже
рассказывал!..
Краешек луны показался над лесом, и тут же посветлело.

Армяне

Всякий, кто касался теории машин и механизмов, знает, что этот предмет
не сложен, однако требует некоторой систематичности. Каковую трудно проявить
на третьем курсе по причине любви и портвейна.
Экзамен принимал некто Гайк Ашотович Атанесянц, доцент.
Я стоял в коридоре, пролистывая напоследок учебник. Он был слишком
толст, чтобы надеяться на тройку. Два балла в ведомости грозили большими
осложнениями.