"Андрей Волос. Недвижимость" - читать интересную книгу автора

полосу лоб в лоб с каким-нибудь бронированным "юконом", которому, в отличие
от меня, ничего при этом не сделается.
По зебре пешеходного перехода семенила старушка с мохнатой собачкой и
зонтиком, а я нетерпеливо подгазовывал, размышляя о том, что десять лет
назад, когда у меня не было машины, жизнь моя, возможно, находилась в
несколько большей безопасности.
Впрочем, в любом случае она (то есть жизнь) в конце концов перемалывает
человека в никому не нужный фарш. Я давно уже не могу доказать себе, что
долг всякого живущего - стремиться к долголетию. Сомнительно, что целью
жизни является продление самой жизни, а вовсе не, положим, скорый ее конец.
Во-первых, слишком много времени. Я имею в виду время вообще. Будяев,
правда, твердит, будто никто на самом деле не знает, что такое время. Но это
не важно. Так или иначе, его слишком много. Тебя не было - а оно уже текло.
Тебя не станет - а оно будет течь дальше. Жизни отведен в нем совсем
незаметный кусочек. Будь тебе хоть девять, хоть шестьдесят девять, хоть
девятьсот шестьдесят девять лет - в сравнении с тем, что осталось, эта
крупица представляет собой чистый нуль. Почерпни из вечности хоть сколько -
ее все равно не убудет. Ну и какой смысл доживать до беззубой старости?
Итоги долголетия прискорбны.
Зажегся зеленый, и я отпустил сцепление. Набирая ход, я чуточку
вильнул, чтобы не задеть давешнюю старушку, - прижимая к иссохшей груди
собачку, она все так же поспешала к бордюру...
Ладно, эта хотя бы ходит. Еще и песика таскает. Моя личная бабушка
последние годы путешествовала только до унитаза. Она дотянула до девяноста
трех - и что толку? Смолоду жизнь ее была тяжела и довольно безрадостна:
последние тридцать пять лет терзали мучительные недуги, а за четверть века
до кончины она обезножела. Вот так. Можно возразить: зато она оказалась
долговечной. Да, она оказалась долговечной. А что это значит, если
вдуматься? То, что ей пришлось пережить смерть мужа, одного из сыновей и
даже кое-кого из внуков. Незадолго до собственной кончины она быстро и
основательно спятила. Деменция. Говоря по-русски - процесс превращения
мозгов в овсяную кашу. Пока были силы, бабуля все порывалась куда-то идти:
упрямо сползала с кровати, падала и расшибалась. Меня она узнавала до
последних дней. Даже время от времени интересовалась: а ты не падаешь?
Я миновал трамвайные пути, свернул направо, расплескал четыре большие
лужи, въехал в арку, увидел вишневую "девятку"
Константина и извинительно моргнул фарами: опоздал на четыре минуты.
Николай Васильевич выбирался из машины. Неловко пригнулся, шляпа упала
и покатилась по асфальту. Он догонял ее, передвигаясь, наподобие кенгуру,
большими скачками, неожиданными при его возрасте и комплекции.
- Последний бой? - негромко спросил я, кивнув в его сторону. -
Он трудный самый?
Константин покачал головой:
- Смеешься... Еще три посмотрели. Все ему не то. Все не то...
- Так берите нашу, - шутливо предложил я. - Чем не квартирка?
Долго приглядываетесь...
Николай Васильевич уже возвращался, на ходу смахивая какой-то мусор с
тульи шляпы рукавом своего доперестроечного пальто.
- Здравствуйте, Сережа, здравствуйте, - тоном безнадежно больного
сказал он, нахлобучил шляпу и сперва было жестом отчаяния махнул рукой,