"Андрей Волос. Недвижимость" - читать интересную книгу автора

из ведра воды и стала яростно гонять ее по линолеуму большой грязной
тряпкой. Время от времени с ее губ слетали непечатные идиомы - это случалось
в те моменты, когда Людмила в очередной раз сталкивалась с вопиющими, на ее
взгляд, примерами неряшества. "Ну уж нет, с балконом я не буду разбираться,
ну его, пускай Вика", - сказала она и немедленно полезла туда, гремя стеклом
и железом, и стала со скрежетом выдирать что-то из горы тлелого хлама и
шумно кидать вниз. "Это что же, - выкрикивала она время от времени,
заглядывая на секунду в комнату раскрасневшимся лицом. - Это что же! Из
больницы выйдет, так ему и посидеть на воздухе негде!" Затем опять несколько
минут была видна за мутными стеклами только ее большая мужичья фигура да
вновь слышался тот же самый скрежет и уханье падающих предметов. "Как же ему
после операции на четвертый-то этаж пехом! - ненадолго всунувшись,
возмущенно спрашивала она. - Это что ж за гуляние! Не натаскаешься!.."
Потом она ринулась искать Вику и скоро привела ее. Я услышал
неразборчивый крик, поначалу доносившийся с лестницы. "Ты видишь? -
спрашивала Людмила у племянницы, стоявшей в дверях с тупым и взъерошенным
видом. - Ты видишь, до чего ты довела? Видишь? Обокрали тебя? Вот какое
несчастье! А почему я тут два часа твое говно вывозила?! Ты как себя
ведешь?! Ты как жить-то будешь? Ты с голоду сдохнуть хочешь? Под забором
околеть?.. Все! Хватит! Собирайся, ко мне поедешь! Пока Павел в больнице,
будешь у меня жить! Быстро, я сказала! Что - "нет"?! Я тебе дам "нет"! Я
тебе сейчас такое дам "нет", что ты света белого не взвидишь! Быстро! Ты
хочешь тут остатки порушить, сучка?! Где твои шмотки?! Дожилась!.. Вот
мать-то небось радуется, на тебя глядючи! Смотрит сейчас с облачка - как там
моя дочка? А дочка вот вам - пожалуйста! Спасибо, что не пьяная! Тебе Павла
не жалко?! Себя-то не жалко тебе?! Павел из больницы выйдет - как жить
будете?! Телевизор - украли! Телефон - украли! Ты почему не работаешь?
Почему, я тебя спрашиваю! Как жить-то будете?! Все друзей сюда водила,
лахудра! Доводилась! Хорошо, саму-то не убили! Да, может, и лучше было бы -
убили и убили, ничего не поделаешь: поплакали бы, похоронили, да и дело с
концом! Чем на твою опухшую-то рожу смотреть!.. Быстро собирайся, я тебе
говорю!.. Стой, погоди!.. беги вниз, перетаскай из-под балкона все на
помойку! Быстро!.."
Напуганная Вика, хлюпая носом (плачущей она становилась почему-то
похожа на старуху, - должно быть, из-за выражения полной беспомощности, что
накатывало на мокрое лицо) и так же по-старушечьи покряхтывая, чтобы
сдержать рыдания, поплелась вниз, а Людмила устало села к столу, закурила и
стала говорить, что девочкой Вика была просто прелесть, не налюбуешься:
славная такая девчушка; а теперь видишь как - совсем от рук отбилась,
лахудра. И еще - что Вика похожа на воду: куда ее вольешь, такую форму она и
принимает: если дураки кругом, так и она дура, если злые - так и она злая, а
если живет с нормальными людьми, тогда и сама становится совсем другой, и
нельзя заподозрить, что она может быть злой и пьяной дурой... И что ей
племянницу жалко: уж очень она неудалая, все у нее наперекосяк, вся жизнь,
просто сил нет смотреть; уж ей под тридцать, а что у нее есть? И что, мол,
не дай бог, с Павлом что случись, так даже дачу получит Танька,
Павлова дочь, хоть он с ней жил всего до году, а потом только видел
пару раз, да и то, можно сказать, случайно; а с Викой сколько лет бок о бок,
одной семьей бытовали, заместо отца ей был, а она ему - дочерью; и все равно
Вика ничего не получит, потому что такие дурацкие у нас законы; хотя,