"Андрей Волос. Паланг" - читать интересную книгу автора

надо? обуться надо? пожрать хотя бы раз в день горячего, кроме вечного чаю с
куском хлеба, - надо?.. дров на зиму запасти надо? пару-тройку мешков муки -
надо?.. а ведь зимой денег не платят... эх!..
Расстроенно вздохнув, кинул в закипающую воду крошево лука, сильно
посеревшего от соприкосновения с его руками, и туда же, в казан, отряс
ладони. Плюхнул малую толику хлопкового масла. Когда варево снова пошло
ключом, высыпал пиалушку муки, безучастно размешал большой деревянной
ложкой, с которой заодно отклеились чешуйки вчерашних яств.
Глядя на тлеющие угли, над которыми плыло жаркое марево невидимого
пламени, он подумал, что, возможно, раис[1] снова позволит ему работать при
колхозной столовой. Хорошая работа была прошлой зимой - мойщик котлов!
Всегда в тепле, всегда сыт. И, между прочим, кое-что из остатков позволялось
унести домой...
Тоскливо морщась, Абдулвахид снова потер ладонью грудь под халатом.
Верно говорят: от плохих мыслей душа болит.
Он без охоты расстелил нечистую тряпицу, служившую ему дастарханом, и
протер касу[2] полой рубахи. Достал из коробки два вялых огурца.
Вынул из холщового мешка сухую лепешку.
Собаки сидели метрах в пяти от очага.
Подросший щенок нетерпеливо переминался, иногда издавая тонкий скулеж.
Пару недель назад Абдулвахид обрубил ему хвост и уши, и теперь голова у него
была круглая, как у медвежонка. Сука, напротив, деликатно помаргивала, не
позволяя себе прямых взглядов в сторону хозяина и пищи.
- Эх, собака, собака! - укоризненно сказал Абдулвахид, вспомнив тот
день, когда она ощенилась. - Вот кабы ты была овцой... семерых бы ягнят
приносила... цены бы тебе не было, собака...
Сука смущенно отвела взгляд. Она уже забыла, как гордилась совершенным,
как хотела показать человеку свое завоевание в его полной красе; и как потом
отчаянно лаяла, с каким злобным хрипом припадала на передние лапы, бросаясь
на речной бурун, сглотнувший детенышей...
Абдулвахид почмокал сухими губами.
Щенок тут же сорвался с места, подбежал, сунулся мордой в колени.
- Ну вот, Паланг,[3] - сказал Абдулвахид, трогая ухо. - Все зажило,
видишь. А ты визжал... - Он ласково потрепал щенка по загривку. - Скоро
большой вырастешь... Правильно я тебя оставил... Вон какие лапищи у тебя...
Будешь здоровый, как барс... даже как тигр... Ну, иди, иди...
Помедлив, с усилием разломал лепешку. Хотел откусить, да так и не
собрался. Вместо того одну половину кинул суке, другую - щенку.
Наплюхал в касу немного похлебки, поднес было ко рту ложку - и не смог.
Вяло отставил еду, посидел, глядя на багровую кайму над горами, где скрылось
солнце. Небо над головой стремительно чернело.
Неудержимо захотелось лечь.
Абдулвахид кое-как перебрался под навес...
Три дня сука сторожила тело, лаяла и бросалась, когда воронье
подбиралось слишком близко.
Щенок тоже отважно тявкал.
Потом приехал грузовик.

2