"Вольтер. Статьи из "Философского словаря"" - читать интересную книгу автора

жизни, не угрожали наказаниями после кончины, не учили древних иудеев
бессмертию души; но иудеи, кои далеки были от атеизма и от веры в избавление
от божьей кары, были самыми религиозными из людей. Они не только верили в
бытие вечного Бога, но считали также, что он постоянно находится среди них;
они трепетали от страха наказания для себя, своих жен и детей и своего
потомства вплоть до четвертого поколения; узда эта была весьма мощной.
Однако среди язычников многие секты вовсе не имели узды: скептики
сомневались во всем; академики воздерживались от суждения по любому поводу;
эпикурейцы были уверены, что божество не может вмешиваться в дела людей, да
и, по существу, они не допускали никакого божества. Они были убеждены, что
душа - не субстанция, но способность, рождающаяся и гибнущая вместе с телом;
таким образом, у них не было иной узды, кроме морали и чести. Римские
сенаторы и всадники были настоящими атеистами, так как боги не существовали
для людей, которые ничего от них не ждали и ни в чем их не страшились. Во
времена Цезаря и Цицерона римский сенат был действительно сборищем атеистов.
Цицерон - этот великий оратор - в своей речи в защиту Клуенция бросил
всему сенату: "Какое зло принесла ему смерть? Мы отбрасываем здесь все
нелепые сказки о преисподней; чего же, в самом деле, лишила его кончина?
Ничего, кроме чувства страдания"**.
Цезарь, будучи другом Каталины и желая спасти жизнь своего друга
вопреки тому же самому Цицерону, возражает последнему, что казнить
преступника вовсе не означает его наказать, ибо смерть - ничто: это всего
лишь конец наших бед, момент скорее счастливый, чем роковой. А разве Цицерон
и весь сенат не сдались на этот довод? Победители и законодатели нашей
вселенной явно составляли общество людей, ничего не опасавшихся со стороны
богов и бывших очевидными атеистами.
* Т.е. Оппиниаку, отчиму Клуенция, в убийстве которого обвиняли этого
последнего. -Примеч. переводчика.
** Вольтер свободно перелагает здесь отрывок речи Цицерона в защиту
Авла Клуенция Габита, XI, 169.-Примеч. переводчика.

Далее Бейль исследует, не является ли идолопоклонство более опасным,
чем атеизм, и большее ли это преступление - совсем не верить в божество,
нежели иметь о нем недостойные понятия. В этом вопросе он сторонник
Плутарха: он полагает, что лучше не иметь никакого мнения чем дурное, однако
-- пусть Плутарх на это не обижается - для греков явно было неизмеримо лучше
страшиться Цереры, Нептуна и Юпитера, чем не страшиться ничего. Ясно, что
святость клятв необходима, и надо скорей доверяться тем, кто боится кары за
ложную клятву, чем тем, кто считает, будто может ее давать вполне
безнаказанно. Несомненно, в цивилизованном городе бесконечно полезнее иметь
религию, даже скверную, чем не иметь ее вовсе.
Представляется все же, что Бейль должен был скорее исследовать, что
более опасно - фанатизм или атеизм. Разумеется, фанатизм тысяче-крат
гибельнее, ибо атеизм вообще не внушает кровавых страстей, фанатизм же их
провоцирует; атеизм не противостоит преступлениям, но фанатизм их вызывает.
Допустим вместе с автором "Commentarium rerum gallicarum", что канцлер
Л'Опиталь был атеистом; законы, им издаваемые, не назовешь иначе как
мудрыми: он рекомендовал умеренность и согласие; фанатики же затеяли
избиение в ночь святого Варфоломея. Гоббс слыл атеистом, но он вел
безмятежную и невинную жизнь, а современные ему фанатики заливали кровью