"Андрей Воронин. Антимавзолей ("Слепой" #30) " - читать интересную книгу автора

прочь поплакаться кому-нибудь в жилетку, чего за ним, вообще-то, не
водилось. Отставной подполковник армейской разведки Клыков относился к
своему работодателю со сдержанной теплотой, уважая в нем не только
удачливого бизнесмена и видного ученого, каковым тот являлся до начала
перестроечного бардака, но и просто приличного человека и хорошего товарища.
Однако ненужных откровенностей оба старались избегать, и то, что Гургенидзе
вдруг без видимой причины изменил этому правилу, показалось "батоно Николаю"
признаком если не слабости, то, как минимум, накопившейся усталости.
- Не знаю, батоно Гогия, - продолжал он, закуривая и выдвигая из
подлокотника пепельницу. - По-моему, что сделано, то сделано. Какой смысл
жалеть о том, чего не вернешь? Бараньим пастухом тебе уже не стать, а если
станешь... Не знаю. Хороший бизнесмен, как ни крути, лучше плохого пастуха.
- Почему - плохого? - оскорбился Гургенидзе. - Людьми, по-твоему,
руководить легче, чем овцами? Думаешь, я с баранами справиться не смогу,
организаторских способностей не хватит?
Клыков рассмеялся.
- Действительно, - сказал он, - об этом я как-то не подумал. Но ты
все-таки... того... не торопись. Людям ты нужнее, чем баранам.
- Это еще почему? Кто сказал?
- Я тебе говорю, батоно. Вот возьми, к примеру, меня. Ты в пастухи
пойдешь, а мне куда - в овчарки, что ли? А от тебя, Георгий Луарсабович, не
я один завишу, ты многим людям работу даешь.
- А, брось, - скривился Гургенидзе. - Ты, Коля, коммунистам это
расскажи. Они, в отличие от тебя, считают, что меня даже к баранам
подпускать нельзя: если не украду все стадо, то наверняка морально разложу.
Но в чем-то ты прав: баранам я уже точно ни к чему. Какой из меня теперь
пастух, с таким-то пузом?
- Да уж, по горам не поскачешь, - непочтительно согласился Клыков.
- Вот об этом я тебе и толкую. Печально, Коля, не то, что большинство
из нас занимается не тем, чем хотелось бы, а то, что изменить ничего нельзя.
Сначала кажется, что все идет путем и менять ничего не надо. Потом изменить
что-то становится трудно - не хочется рисковать, терять верный кусок хлеба
ради чего-то неопределенного... А пока ты сидишь и взвешиваешь все "за" и
"против", жизнь потихонечку идет дальше, и в один прекрасный день понимаешь:
все, приехали, из этой колеи уже не выскочить. Дела, новые проекты,
обязательства - на кого все это бросить? Пузо опять же... Да и деньги - куда
их девать? В горах мне столько не понадобится.
- Коммунистам отдай, - подсказал Клыков. - Они тебе спасибо скажут...
- Во-первых, не скажут, а если и скажут, так непременно с фигой в
кармане. И вообще, чем им отдавать, лучше в сортире утопить.
- Это какой же нужен сортир, чтоб туда столько деньжищ влезло! -
мечтательно произнес Клыков. - Надо с Телятниковым поговорить, чтобы
предусмотрел в проекте, рассчитал все как следует. А то обидно получится:
начнешь их туда совать, а миллион-другой, глядишь, и не поместится. А
коммунисты уже в дверь скребутся: дескать, скоро ты там? Выходи, олигарх,
отдавай награбленное!
- Типун тебе на язык, - проворчал Гургенидзе, но тут же ухмыльнулся,
представив, по всей видимости, нарисованную начальником охраны картинку.
Передний джип притормозил, включил указатель поворота и свернул на
проселочную дорогу, что уводила от шоссе направо и почти сразу скрывалась в