"Евгений Воробьев. Высота" - читать интересную книгу автора

увидел, сделал вид, что встретились случайно.
- Доброе утро, Катюша! - воскликнул Пасечник, изо всех сил стараясь
казаться веселым.
У Кати задрожали руки, но она тоже притворилась совершенно равнодушной.
- До утра еще далеко.
- По-моему, давно развиднелось.
- Это у вас на Урале. А у нас в тропической Америке еще ночь. Все зебры
спят. А обезьяны - тем более. И никого не видят.
- Обиделась, Катюша?
- Подумаешь! Еще на рыжих обижаться. Тю! - фыркнула Катя,
демонстративно закурила и, не оборачиваясь, пошла своей дорогой.
Пасечник печально поглядел ей вслед.
Ему не хотелось оставаться на людях. И именно потому, что почти все
монтажники сидели на земле, ожидая, когда распогодится, он первым полез
наверх.
Когда пошел очередной дождь, Пасечник стоял на узкой балке и развязывал
трос. Он выругался, оставил работу и пошел назад по балке, которая стала
покрываться, как темной рябью, каплями-пятнышками.
Пасечник рассудил, что дождик, видимо, небольшой, просохнет скоро, нет
смысла спускаться на землю, потом вновь забираться сюда, на верхотуру. Он
спустился только до колошниковой площадки и уселся там под листом
гофрированного железа. Рядом с ним очутился Метельский.
Дождь барабанил по железу над головой, а Пасечник сидел, злобясь
прислушивался к дождю и со вкусом, не торопясь ругал старого бездельника
Илью-пророка, из-за которого приходится монтировать три раза в день по
чайной ложке.
Дождь и в самом деле прошел быстро, но балки и фермы еще продолжали
лосниться мокрыми гранями. Ветер сдул с них капли, но не успел высушить
досуха.
Все сидели и покуривали, ожидая сигнала на работу.
Пасечник несколько раз вылезал из-под своей случайной крыши и
осматривался.
Железные балки и листы вокруг блестели, словно смазанные салом.
Ветер рябил лужицы на эстакаде, выплескивал из них воду, и лужи мелели.
Внизу, на путях, между рельсами, тоже блестели длинные лужи,
перегороженные шпалами.
"Наверно, и футбольное поле все в лужах, - неожиданно подумал
Пасечник. - Не просохнет до воскресенья. Опять нам в грязи купаться. Как
бегемоты!.."
Он невольно посмотрел туда, где стоит Доска почета. Будто отсюда,
сверху, можно увидеть мокрые фотографии. Он не хотел себе признаться в том,
что чаще, чем прежде, шлялся теперь мимо Доски почета только для того, чтобы
мимоходом взглянуть на фотографию Кати. И его уже вовсе не раздражало, что
она снялась такой растрепой, - ему это даже нравилось, он усматривал в этой
небрежности какое-то скрытое изящество. Эх, жаль, не успела Катька дать ему
на память свою фото-графию. Может, не таскал бы он тогда в кармане утайкой
шелковую косынку. Косынка была Кате так к лицу. А как долго и неторопливо,
словно парашют, летела тогда косынка из окна четвертого этажа!..
Пасечник вспомнил ту минуту, и ему стало так тоскливо - не знал, куда
себя девать.