"Андрей Воронин. Оружие для Слепого (Слепой) " - читать интересную книгу автора

запах дорогой туалетной воды. Таксист проводил женщину взглядом. Она шла
легким, пружинистым шагом, как ходят люди, привыкшие, что на них смотрят.
"Спортивная баба", - подумал таксист, пряча деньги в черную кожаную
сумку на поясе.
Когда же поднял голову, чтобы еще раз посмотреть ей вслед, блондинка
уже растворилась среди немногочисленных прохожих.
"Как сквозь землю провалилась, - подумал таксист и вздохнул, вспомнив
свою толстую, обрюзгшую жену, вечно ноющую, что ей не хватает денег,
завидующую всем поголовно, даже соседям по лестничной площадке, жившим еще
беднее, чем они сами. - Эх, день не заладился, ни одной толковой ходки!"
Таксист с тоской посмотрел на длинную очередь моторов, выстроившихся на
стоянке: становиться в хвост ему не хотелось. Но как это часто бывает, рано
он грешил на неудачный день. В боковое стекло постучали. Двое хорошо одетых
подвыпивших мужчин влезли в машину и, уже устроившись, осведомились:
- Эй, шеф, в Свиблово завезешь? А там минут сорок подождешь или час,
может быть, потом назад? Короче, не обидим.
- Поехали, - отозвался таксист, всем своим видом давая понять, что ему
не очень-то хочется пилить через весь город в Свиблово да еще ждать там
целый час.
Но в душе он ликовал. Редко когда удается день, чтобы обломился такой
заказ - через всю Москву и обратно в центр, где довольно легко подхватить
пассажиров.
- И что это ты радио слушаешь, шеф? На хрена нам эта политика!
Музончик включи повеселее, - гоготнул один из мужиков.
- Чего-нибудь для души, - подхватил второй.
Таксист, проработавший в городе не один год, прекрасно ориентировался
во вкусах пассажиров и зарядил кассету с душещипательными лагерными
песнями. Хриплый баритон запел про то, как зек, получивший письмо от
старушки матери, решился бежать, как его травили собаками. Кульминационным
моментом этой песни была встреча зека с серым волком-одиночкой. Мужчины
слушали, затаив дыхание, было видно, что эта песня пробирает их до пьяного
пота в пятках.
- Душевно поет, - мечтательно произнес пассажир с красным, как
свежесваренная свекла, лицом и пятерней взъерошил седые редкие волосы.
Песня напомнила ему молодость - словно бы это он сам лет двадцать тому
назад бежал из лагерей по глубокому снегу, унося ноги от погони, словно бы
это ему повстречался серый волк, и ему даже почудилось, что на его плечах
не дорогое кашемировое пальто, а черная, стеганая, пропитанная потом
телогрейка, в рукаве которой притаился самодельный нож с наборной
разноцветной ручкой и широким, с загнутым острием лезвием.
- Погромче, шеф!
- Можно, - ответил таксист, поворачивая до отказа регулятор громкости.
- Хорошая музыка у тебя, душевная. А то мы ехали сюда, так у частника
долбанного какие-то сплошные вопли, бренчание и крики, хрен поймешь!
Какие-то "хари кришны"... И так всю дорогу. А придурок говорит, что эта
музыка его успокаивает, "вегетативная" какая-то, мать его...
- Случаются такие, - хмыкнул таксист, - У нас в парке один работает,
не то баптист, не то кришнаит, хрен его знает. Но знаю точно, мяса три года
уже не жрет, матом не ругается. Эти, как их, мантры тибетских лам слушает.
- Да ты че, шеф, в натуре? - изумился пассажир со свекольным лицом,