"Андрей Воронин. Наперегонки со смертью " - читать интересную книгу автора

чтобы хоть чуточку проветриться.
Он закурил, подошел к укрепленной внешней стене их заставы и,
привалившись спиной к мешкам с песком, замер, запрокинув голову, разглядывая
сначала небо, а потом склоны гор и кишлак, что раскинулся километрах в трех
от их укрепленной точки на берегу быстрого ручья.
"Хорошо-то как!" - Банда чуть не произнес это в полный голос.
За эти проклятые месяцы он совершенно разучился смотреть на окружающую
природу как на красивый экзотический пейзаж, рассматривая эти горы, ложбины,
перевалы и ущелья исключительно как плацдарм для боевых действий.
Вот и сейчас он поначалу поймал себя на мысли, что занимается
элементарной рекогносцировкой, оценивая позицию их блокпоста с точки зрения
военной науки: на предмет доминирования над местностью, просматриваемости
подступов, открытости секторов обстрела и привязки линий огня,
неуничтожимости во время предполагаемого боя основных ориентиров на
местности... Но ведь он хотел другого! А потому безжалостно выбросил. всю
эту дребедень из головы, насильно заставил себя посмотреть вокруг иными
глазами - и вдруг... увидел.
Старлей увидел синее-синее небо над головой, прозрачность и
бесконечность которого поражали воображение. Отсюда, с высоты, которую
занимал блокпост, линия горизонта казалась неимоверно далекой, и только с
юга ее приближали еще более высоко вздымавшиеся горы.
Может быть, впервые не выискивая за камнями или в кустах огневой точки
"духов", Сашка обвел взглядом зеленые склоны, пыльную извилистую дорогу,
пробегавшую мимо их заставы и исчезавшую в кишлаке, желто-красно-серые
глиняные хибарки афганцев, похожие отсюда на спичечные коробки, в беспорядке
разбросанные по земле и уж с совершенно немыслимой для европейского глаза
хаотичностью прилепившиеся друг к другу.
Спокойствие, безмятежность пейзажа, тишина, неподвижно повисшая в
жарком южном воздухе, были так красноречивы, так величественны, что
совершенно невозможно было поверить в то, что в этой чужой стране, на этой
прекрасной земле идет война, рвутся ракеты и снаряды, мины и гранаты,
кромсая живое тело земли. И каждую секунду ты и твои товарищи ходят по этой
земле, что называется, под Господом, рискуя в любой момент отправиться туда,
на это безмолвное и бездонное небо...
Банда встрепенулся, отгоняя подальше остатки лирики, затоптал сигарету
и хотел было снова потащиться к брошенным картам, как вдруг услышал странный
шум, доносившийся из блиндажа первого взвода. Впечатление было такое, что
там идет то ли драка, то ли цирковое представление: крики, ржание, гогот,
улюлюканье, периодически слышался грохот падающих ящиков, какая-то
совершенно непонятная возня.
- Опять надолбаяись, скоты! - в сердцах сплюнул Сашка, направляясь к
блиндажу. - Небось теперь снова "молодых" жизни учат...
Ни для кого из боевых офицеров не было секретом, что больше половины
личного состава долбится, ширяется и всяческими иными способами ловит кайф,
то есть, выражаясь человеческим языком, употребляет анашу, героин и самые
разнообразные транквилизаторы. Случалось, и в бой ребята шли с расширенными
от "травки" зрачками, не боясь ни черта, ни дьявола и круша все, что ни
попадя на своем пути. А зачастую совершенно глупо и бессмысленно погибали,
подставляя под пули свои молодые и безрассудные стриженые головы.
Ловить, запрещать или наказывать их было бесполезно - "косяки" ходили