"Андрей Воронин. Ведьма черного озера" - читать интересную книгу автора

так же, как и все присутствующие, исключая перебежчика. Видавший виды мундир
армейского поручика сидел на нем с тем слегка небрежным изяществом, какое
достигается лишь долгой ноской, в процессе коей мундир перестает уже быть
одеждой и превращается почти во вторую кожу. Обветренное лицо в обрамлении
темно-русых кудрей казалось совсем юным, густой пушок на верхней губе тщетно
пытался сойти за усы, но на потертых шнурах зеленой венгерки скромно
поблескивали медью два солдатских креста святого Георгия - знаки доблести,
более прочих наград ценимые теми, кому довелось понюхать пороху. В двух
местах пробитый картечью и кое-как заштопанный неряхой денщиком ментик
свисал с его левого плеча, ладонь небрежно лежала на эфесе тяжелой
офицерской сабли с тусклым золотым темляком. Темные глаза поручика Вацлава
Огинского были обрамлены ресницами чуть более густыми и длинными, чем это
приличествует закаленному в кровавых стычках ветерану, но взгляд их был
твердым и спокойным.
Обогнув стоявшего на дороге Синицу, с которого все так же густо капало
на пол, поручик учтиво наклонил голову в сторону полкового командира и
заговорил с перебежчиком на его родном языке. Обрадованный поляк затараторил
быстрее прежнего, прижимая к груди свой многострадальный цилиндр и совершая
энергичные жесты свободной рукой. Пока он говорил, полковник успел
выколотить трубку, заново набить ее крепчайшим табаком и раскурить от свечи.
Потом в речи поляка вдруг промелькнуло слово "Мюрат", понятное всем без
исключения присутствующим. Уловив в потоке чужих слов знакомое созвучие,
полковник выпустил изо рта чубук трубки и с удивлением воззрился на поляка:
насколько ему было известно, маршалу кавалерии Мюрату совершенно нечего было
делать на этом участке фронта.
Перебежчик замолчал, утомленный, по всей видимости, своей излишне
эмоциональной речью. Огинский сделал знак трактирщику, и тот возник рядом с
ним, держа перед собою стакан вина.
- Принеси еды, - бросил ему поручик, передавая стакан перебежчику.
Это была единственная фраза, которую полковник знал и умел прилично
выговаривать. Трактирщик убежал. Перебежчик единым духом осушил стакан. Его
передернуло, и он, не успев совладать с собой, состроил жуткую гримасу, не
менее кислую, чем то вино, которым его только что потчевали.
- Пся крэв! - выдохнул он, утирая мокрым рукавом выступившие на глазах
слезы.
- Истинная правда, - согласился полковник и перевел взгляд на
Огинского: - Что он говорит?
Поручик задумчиво потеребил пушок на верхней губе, безотчетно копируя
жест, которым его полковой командир подкручивал свои роскошные усы.
- Это местный помещик, - объяснил он, - пан Станислав Шпилевский. Он
утверждает, что в его имении расположился со своим штабом сам Мюрат. По его
словам, маршал прибыл сюда, чтобы лично проследить за переправой через реку
двух отставших пехотных корпусов и прикрыть своей кавалерией их отход, ежели
мы попытаемся оному воспрепятствовать.
- Откуда ему известны планы Мюрата? - спросил полковник, блеснув
черными глазами сквозь густые клубы дыма. - Неужто король Неаполя делится
ими с первым встречным помещиком?
- Пан Станислав утверждает, что ему удалось подслушать разговор
французских офицеров из свиты маршала. После отступления Мюрат намерен сжечь
мост, дабы по возможности затруднить нам переправу на тот берег. Надо