"Андрей Воронин. Могила тамплиера ("Слепой" #35) " - читать интересную книгу автора

пересказе. Хорошая все-таки вещь - диктофон... Словом, это, вне всяких
сомнений, тамплиер, а медальон магистра с эмблемой ордена - два всадника на
одном коне - не только подтверждает его принадлежность к храмовникам, но и
прямо указывает на высокое положение, которое он занимал в ордене.
- Да, - задумчиво повторила Антонина Корсак, - ему действительно было
от чего спасаться бегством.
- Ну, рядовым членам ордена вряд ли было многим легче, - возразил
профессор. - Арест и заключение в тогдашней тюрьме - это, знаете ли, тоже не
сахар. Думаю, многие из них перед смертью успели не раз позавидовать своим
предводителям, которые были просто сожжены. А вот, - продолжал профессор уже
другим тоном, выкладывая на стол новую серию снимков, - фотографии
захоронения после того, как мы его вскрыли.
- Медальон магистра прекрасно виден, - сказала журналистка. - А меч!
Удивительно хорошо сохранился, поздравляю вас. Двухлезвийный, сужающийся,
острие слегка скруглено, навершие грушевидное... Полагаю, вторая половина -
конец двенадцатого века.
- А почему, если не секрет, вы так полагаете? - заинтересовался Быков.
- За чайником следи, - буркнул Осмоловский.
- Мечи раннего Средневековья предназначались для рубящего удара, -
спокойно ответила журналистка. - Отсюда широкое прямое лезвие и скругленный
конец. С тринадцатого века в употребление вошли латы, неуязвимые для
рубящего удара, но довольно легко пробиваемые уколом в местах сочленений.
Соответственно, мечи приобрели сужающееся на конце, заостренное лезвие. А
перед нами, - она постучала острым, любовно отполированным, сверкающим от
темного лака ногтем по фотографии, - что-то вроде переходной модели с
претензией на универсальность.
- Насчет претензии не знаю, это довольно-таки спорно, - заявил
профессор, - но в целом ответ исчерпывающий. Поздравляю!
- Лично мне, - объявил Быков, которого никто ни о чем не спрашивал, -
делается немного не по себе, когда красивая женщина начинает хладнокровно и
со вкусом рассуждать о колющих и рубящих ударах.
- Лично мне, - передразнил его Осмоловский, - хотелось бы все-таки
выпить чашечку чая до наступления ночи. Или ты нарочно тянешь время, чтобы,
когда текст с энклапиона расшифруют, сразу угостить нас чайком из чаши
Святого Грааля?
- Богохульство - раз, - торжественно, с постной миной проповедника,
вдалбливающего слово Божье постояльцам каторжной тюрьмы, провозгласил
Быков, - злопамятность - два, мстительность - три, полное отсутствие
христианского милосердия - четыре.
- Мне кажется, последние три моих недостатка можно смело объединить в
один, - заметил Осмоловский. - Так будет экономичнее.
- Ничего, - сказал окончательно распоясавшийся Быков, - у того, кто
станет зачитывать список ваших прегрешений на Страшном суде, времени будет
навалом. Какая может быть экономия, когда речь идет о вечности?
- Вечность - это когда хочешь выпить чашечку чаю, а тебе его не дают, -
сообщил доктор Осмоловский журналистке Антонине Корсак. - Не обращайте
внимания, это он перед вами хвост распускает.
- Ничего я не распускаю, - огрызнулся Быков. - И я не виноват, что у
этой плиты такое же отношение ко времени, как у прокурора Страшного суда.
Она тоже считает, что торопиться некуда. Давно пора выкинуть этот хлам на