"Дмитрий Воронин. Гавань Семи Ветров" - читать интересную книгу автора

мужчиной, стоящим перед властителем навытяжку. Учитывая более чем
либеральные взгляды Таласа, Денис сразу понял, что мужчина - не более чем
слуга. Может быть, достаточно высокого ранга, но все же слуга. Воину или
магу Император предложил бы сесть.
- Да славится Император! - церемонно поклонился Жаров.
Его Величество знаком приказал слуге замолчать и благожелательно
кивнул.
- Ты как раз вовремя, сэнсэй. Можешь сесть.
Не дожидаясь, пока Жаров опустится в указанное ему кресло и, повинуясь
кивку головы, нальет себе вина - непохоже было, чтобы где-то здесь сшивался
слуга-виночерпий, - Император снова повернулся к неподвижному слуге.
- Значит, ты говоришь, трое?
- Да, Ваше Величество.
- И вас тоже было трое?
- Да, Ваше Величество.
- И вы не вмешивались?
- Нет, Ваше Величество.
- Почему?
Похоже, вопрос поставил слугу в тупик. И, судя по каплям пота,
выступившим на его висках, ответ - правильный, конечно, - был для него
жизненно важен. Для него было совершенно очевидно, что, если речь шла о
серьезном проступке, Император мог на некоторое время забыть о своем желании
войти в историю под именем Справедливый. Пока мужчина мучительно подбирал
слова, Денис, в который уж раз, разглядывал первое лицо государства.
Таласу не суждено было родиться воином. Его отец - если верить
картинам - был мужчиной видным и ростом, пожалуй, не уступал своим
гвардейцам. Хотя, как известно, придворные художники обычно делятся на
льстивых и казненных. Или, в зависимости от степени деспотичности
самодержца, наглеца, посмевшего отобразить в своем произведении истину,
могли просто изгнать. Признаться, столь явное благодушие властелины
проявляли относительно редко.
Но в случае с Таласом Шестнадцатым изображение его в виде великана,
попирающего бронированным сапогом очередного дракона, было бы по меньшей
мере издевательством. А откровенную издевку Императоры любят ничуть не
больше, чем режущую глаз правду. И потому нынешнего властителя на
многочисленных портретах изображали мудрым, но не слишком воинственным.
А он, собственно, таким и был. Склонный к полноте, близорукий, любящий
хорошо поесть и подремать в мягком кресле Император выглядел эдаким добрым
дядюшкой, мягким и безобидным. Но это впечатление было обманчивым, этот
вялый рот мог мягким, можно сказать, даже ласковым голосом и объявить о
награде, и отправить на эшафот. Когда это было нужно, Талас умел быть
твердым - а мог действовать и исподтишка, если это было необходимо для
решения поставленной задачи.
И все же за время своего правления Император довольно заметно
приблизился к поставленной перед собой цели. Его обрюзгшее тело не давало
надеяться на ратные подвиги, отсутствие сколько-нибудь значимых
полководческих талантов не позволяло вести в бой имперские легионы... зато
эти тридцать лет были ознаменованы введением относительно справедливых
законов. И расстановкой на ключевые посты людей, которые умели проводить эти
законы в жизнь.